15.12.2020

Менейре - путешественница

Серафима Самуиловна Азимова рассказывает об истории и приключениях фамильной реликвии - ханукальной Меноры

Мы жили в самом центре Ленинграда на улице Гоголя, 21. Мы - это мама, папа, дядяБоря, дедушка Шимша и я. Папин брат - дядяБоря жил вместе с нами, а мамин - дядя Лева со своей семьей неподалеку, на канале Грибоедова.

Дядя Лева, Рая и «Шляпа»

Я привыкла: дядя Лева-дядя Лева, а на самом деле Лейба Шимшевич. Дядя Лева, как и моя мама, закончил в Минске еврейскую школу.

Дядя Лева

Дядя Лева в еврейской школе Минска, 1928 г. Лева - в верхнем ряду, второй слева

У дяди Левы было трое сыновей - Арик (в честь отца жены), Владимир (в честь Ленина) и Гриша (в память об умершем в блокаду брате).

Вова, Гриша и Арик. 1949 г.

Жена дяди Левы была модистка - тетя Рая, Рохэлэ. Яркая блондинка из Витебска, она имела обо всем свое оригинальное мнение. Модистка - это не модница, это мастерица дамских шляп. Поэтому свою соседку по комуналке Этю (а мешугене коп, сумасшедшая голова - покупает книги, ходит в «филермонию», что она там потеряла) она коротко называла «Шляпа» - die Hut. Тетя Рая не читала Шолом Алейхема, но ее лексикону позавидовала бы «мачеха». А последним аргументом при любом споре, особенно со Шляпой было: «Тьфу на тебя, мой дед был раввином».

Лева и Рая. 24 мая 1935

Поскольку у дяди Левы были одни сыновья, он любил гулять со мной, когда удавалось «отложить работу и дом». А на Хануку, на первую свечу, он приходил к нам всегда. Это был целый ритуал. Накануне вечером дядя Лева звонил нам А-5-66-32. «Серафимаааа», - кричали снизу соседи (в кухню и к другим соседям вела лестница - десять ступенек, а мы жили над аркой). Дядя Лева спрашивал: «МенЕйре есть? Латкес есть? Ну все, завтра днем приезжаю, и идем в магазин покупать свечи».

«Ты готова?»

Вообще-то Менора. Но у нас дома она называлась «Менейре». Накануне Хануки дедушка Шимша начищал ее, она сверкала, сияла, а дедушка ее целовал.

Менейра-путешественница, семейная реликвия Азимовых

Дядя Лева на Хануку приходил один, дома у него уже давно разобрались со старорежимными предрассудками. О предке-раввине вне споров благополучно забывалось. «Дзинь-дзинь-дзинь-дзинь» - к нам было четыре звонка. «Это дядя Лева», - прыгала я. Дедушка - высокий восточный красавец и дядя Лева - небольшой, сероглазый, в бабушку - обнимались. Дядя Лева строго спрашивал меня:

- Ты готова?

- Куда готова, - кричал дед, - какое готова?! Лэйбе, садись кушать, ты голодный, я все приготовил и подогрел - бульон, цимес!

- Папа, потом, вечером, со всеми...

- Лэйбе!!!

Дядя Лева что-то наспех проглатывал, и мы шли за свечками... Нет, мы шли гулять, разговаривать, покупать вкусные конфеты! И пирожное, нет, два пирожных - корзиночку и с розочкой высоконькое.

Менейре и львы

- Сегодня, - сказал дядя Лева, - я увижу опять нашу Менейре-путешественницу.

- Ты спутал, - засмеялась я, - это Лягушка-путешественница, я читала.

- Что ты читала, что ты знаешь, лучше слушай. Бабушка моя Доба давно умерла, Нади уехала в Америку, Сара вышла замуж в Борисов. А мы с папой Шимшей и мамой Симой, с Гиршем и Дорочкой - твоей мамой шли на празднике к дедушке Мееру Рубинштейну.

Нади Рубинштейн, сестра Симы

Метрика Доры

Стол был накрыт белоснежной скатерью, каждому выдавалась белоснежная салфеточка с вензелем R. (Rubinstein).

Вензель Рубинштейнов

Шимша, Сима и их дети - Дора и Лева. Около 1935 г.

Дедушка разрешал зажигать Менейре иногда папе Шимше, иногда Гиршу, иногда мне. Мне иногда снится, как я поджигаю фитиль.

Шимша и Сима (период между 1898 и 1903 гг.)

- Свечку, - поправляю я.

- Какую свечку, глупенькая, - смеется дядя Лева, - там же кувшинчики. Из большого кувшинчика - шамес с ручкой, надо было налить масло в нужные маленькие кувшинчики, а потом зажечь фитиль...

Это было здорово. Менейре сияла, дедушка Меер поглядывал на нее и поглаживал бороду. Говорил: «Я купил ее в Кракове»... Ну, пойдем в магазин, купим тоненькие свечи, белые, чтобы львам понравились.

- Каким львам? Тебе?

- Да, конечно, мне - и тем, что на Менейре. Ты рассматривала что на ней изображено, на нашей серебряной красавице? Ведь там райский сад, плющи и тропические лианы. В центре стоит золотая Менейре, и ее подерживают два льва - цари зверей.

- А в Ленинграде есть львы?

- Да-да, множество, каменные. И в Ерушалаиме много...

- Откуда ты знаешь, ты там был, дядя Лева?

- Нет, моя девочка, я там не был и навряд ли буду. Но вот ты, дай Бог, обязательно будешь... Пойдем, нас ждут.

Путешествия Менейры

- Дядя Лева, а почему Менейре - путешественница?

- Ну смотри сама. Дедушка Меер отдал Менейре моей маме Симе. Минск, Круглая площадь - мы там жили. Потом я, Гирш и Дорочка уехали учиться в Ленинград. Мы - в экономический, а Дорочка в медицинский.

Братья Гирш (сидит) и Лев (стоит)

Гирш и Дора, брат и сестра

Потом мама и папа приехали к нам в Ленинград, они жили с Дорочкой, и Менейре приехала с ними, и лайхтер - бабушкины подсвечники.

Война - я и твоя мама ушли на фронт, Гирш остался в Ленинграде - работа была очень важная...

Письмо от Гриши сестре Доре, 1941 г.

Там, в декабре 1942 году, он умер от голода и холода.

Гирш

Мама и папа уехали на Урал с Ариком и Вовой, с моей женой Раей, с женой Гирша Ривой и его дочкой Сонечкой. И Менейре с ними, конечно.

Мой папа (твой дедушка Шимша) - художник, но он работал грузчиком, разнорабочим, а мама - бухгалтером. Им было очень тяжело. Я писал: «Продайте Менейре и лайхтер - подсвечники». «Нет-нет, - писали они, - гор мешуге (совсем сумасшедший), что с тобой случилось!».

Сима

Мама Сима умерла в 1944, папа Шимша в 1945 вернулся в Ленинград.

Разрешение Шимше (Самсону Львовичу) вернуться в Ленинград

Квартира в Дачном, где они жили до войны, была разрушена. Заехав в Дачное, увидев, что стало с домом, папа оставил чемоданы у знакомых напротив и поехал к Рае с детьми (они вернулись в Ленинград раньше). «Я скопил денег немного, купил продукты, оставил у соседей, завтра поедем заберем». «Гор мешуге (совсем сумасшедший), закричала Рая, хватаем такси, едем!». Приехали, у соседей в коридоре - небольшая сумка. «А где чемоданы, - спросил папа?» «Какие чемоданы, старый, спятил? Только это и было».

В старой рваной сумке лежали лайхтер, Менейре и скатерть. «Слава Б-гу, - кричал папа и плакал, - слава Б-гу».

Шимше

Вот так прибыла наша путешественница. А теперь она живет на Гоголя, 21.

Еще один переезд...

Я по-новому стала смотреть на нашу Менейре. Свечи зажигал дедушка Шимша или мой папа, а иногда, очень редко, я.

Когда мы с мамой остались одни и переехали на Пискаревский 35, Менейре была с нами. Сначала я зажигала свечки, потом мой муж, да и сын Сашка.

Но все на свете повторяется. Стали разъезжаться наши дети. Сашка уехал в Иерусалим. Стали задумываться об отъезде и мы. Наступил 2011 год, и 11.11.11 самолет унес нас. Возвращаясь в Петербург на пару месяцев летом, мы жили у друзей. Я стыдливо подходила к Менейре и шептала: «Подожди, моя путешественница, подожди немного». Я приходила в Управление Министерства культуры. Очень приятная женщина, мило улыбаясь, мне говорила: «Да-да, мы понимаем, это светильник Вашей бабушки, но поверьте, нииизя. Вот на следующий год уже выйдет приказ, и тогда...»

Так проходил год за годом. А в последний раз, услышав «нииизя» накануне отлета, я совсем расстроилась...

- Знобит меня, - говорю мужу. - Говорят, есть такое народное средство: чай с малиной, укутаться и серебро к животу.

- Чтооо? Ты бредишь, у тебя температура!

- Отстань, я лучше знаю.

Один свитер, другой, третий, серебро к животу. Уфф. В аэропорту Бен-Гурион я нещадно потела. Может быть, от вчерашней малины, может, от жары и свитеров, а, может, и от серебра. Но часа через четыре я была дома.

И вот она, моя путешественница, стоит на полочке, смотрит и сияет: «Ханыке, ой Ханыке!».

- Подожди, - говорю я Минейре-путешественнице, - подожди. На дворе вирус-шмирус. Но и это пройдет. Еще один переезд - и ты у Сашки! То есть, прости, у Шмуэля, Мирьям, Арона и Мошки... Навсегда.