Приводим несколько еврейских фактов из биографии знаменитого художника, организатора «Бульдозерной выставки»

7 ноября в возрасте 90 лет ушел из жизни художник Оскар Рабин - лидер российского нонконформизма, организатор знаменитой «Бульдозерной выставки» и один из основателей Лианозовской группы неофициальных художников и поэтов. В 70-е годы он эмигрировал во Францию.

Фото Newsru

Зимой 2014-2015 года Синагога оказывала информационную поддержку выставке Оскара Рабина в Эрарте. В феврале 2015 года художник дал интервью нашему изданию.

Публикуем здесь несколько отрывков.

Рабин, сокращенно Рабинович

- Я родился в Москве в семье врачей. Мои предки по отцу – евреи с Украины. Откуда конкретнее – не знаю. Настоящая фамилия нашей семьи – Рабинович, ее носили мои тетки, а отец сократил до «Рабин». Я видел документ, где он вообще пишет на французский манер: «Робен».

Кадиш по неверующему отцу

Отец умер, когда мне было восемь лет. Всю жизнь он был неверующим, но перед смертью просил читать по нему кадиш. Так мне говорили. Дело в том, что, когда он умер, мы были далеко. Родители и одна из сестер отца, акушерка по профессии, завербовались в Ханты-Мансийский автономный округ. Тогда там еще не нашли нефти, и места были совершенно дикие. Мы с матерью и теткой поехали, а отец остался в Москве, он должен был приехать позже. Дорога заняла месяц – на пароходе, а потом на оленях. Ни железной дороги, ни авиасвязи – ничего там еще не было... Когда пришла телеграмма о болезни отца, мать даже не могла выехать к нему.

Евгений Кропивницкий, учитель и тесть

В годы войны художественные студии были закрыты или эвакуированы. Но мне сказали, что где-то в Ленинградском районе Москвы с детьми занимаются. И я пошел туда. А вел занятия Евгений Львович Кропивницкий, художник и поэт, мой учитель, впоследствии мой тесть. И вот я помню – Евгений Львович сажает меня и еще одного мальчика (а больше там никого и не было) рисовать какой-то натюрморт, и тут открывается дверь, входит худенький подросток примерно моих лет, и Кропивницкий, как будто забыв про нас, начинает разговаривать с ним – о стихах. Это был Генрих Сапгир, который потом стал замечательным поэтом. Наша дружба с ним продолжалась более полувека, до самой его смерти.

Бараки Лианозово

В Лианозово я прожил много лет. Некогда там было два лагеря – мужской и женский. При Хрущеве женский лагерь закрыли, и в бараках дали комнаты мелким служащим. Я устроился десятником на разгрузку вагонов, сутки через двое, и мне с женой и детьми дали комнату.

Сам барачный быт, быт предместий, в своем убожестве нравился мне. Это была какая-то живая, естественная жизнь, более естественная, чем в московских многоквартирных домах. Тем более, что война показала непрочность, неустойчивость городского быта: отопление и водопровод отключили – и за водой приходилось ходить черт знает куда на колонку...

На стороне слабых и бедных

Я всегда был на стороне слабых, проигравших. На стороне бедных, если хотите. (Хотя художнику приходится иметь дело с богатыми людьми: они покупают его работы). И, когда я жил в Лианозово, мне казалось, что я – в правильном месте.

Беседовал Валерий Шубинский. Полный текст интервью тут