Все проекты
Общину поддержали 29713 раз

Хасидский ребе в еврейском фольклоре

Начнем с недоразумения, которое у лингвистов называется «омонимия».

Значение слова «ребе» давно расщепилось на два – меламед и хасдский цадик. И это при том, что эти фигуры занимают противоположные концы в иерархии, так сказать, лиц духовного звания. Правда, на идише различить их помогает множественное число – в первом случае, ди ребес, во втором, ди ребеим. Но самое главное, конечно, контекст.

Немало есть историй о меламедах, но историй о цадиках – неизмеримо больше. Может быть, хасидский ребе – самый главный герой еврейского фольклора, его визитная карточка, та фигура, которая одновременно и сближает еврейский фольклор с другими фольклорными системами, и отдаляет его от них.
Я не собираюсь говорить ни об истории хасидизма, ни об исторической эволюции фигуры ребе, ни о месте различных цадиков в истории еврейского народа. Моя задача скромней – раскрыть роль ребе в фольклоре. Но и на такое обсуждение одной заметки явно не хватит, это скорее тема для толстой монографии, а потому всего лишь несколько разрозненных наблюдений.

Предания о ребе-чудотворце

Образ ребе-цадика в еврейской фольклоре д-р Валерий Дымшиц

Предания о чудесах, сотворенных тем или иным ребе, были очень популярны в среде хасидов и распространялись как изустно, так и с помощью множества сочинений житийного характера, как на древнееврейском языке, так и на идише. Рассказывание историй о различных цадиках, чтение народных книг на идише с историями о чудотворцах само по себе рассматривалось как благочестивая и, более того, полезная, оберегающая практика, даже своего рода ритуал. В этих преданиях ребе выступает всесильным магом, защищающим своих хасидов и весь еврейский народ от бедствий, от злых помещиков, от царской несправедливости и от самого Г-спода Б-га. Советы ребе выглядят странными и даже нелепыми, но в них скрыта сила чудесного провиденья и тот, кто им безоговорочно следует, спасется от беды.

Анекдоты и пародии маскилов-просветителей

К середине XIX в. хасидское движение, особенно в Польше и в Галиции, превратилось из мистического и одновременно демократического обновления иудаизма в новую ортодоксию. Во многом это проявилось в «феодальной раздробленности» хасидского мира, в появлении новой хасидской аристократии – мелких цадиков, каждый из которых был окружен своим двором и прославлен своими чудесами среди фанатично преданных хасидов. А ведь были еще бродячие ребе, так называемые «хорошие евреи» и «внуки» (так называли потомков знаменитых цадиков), которые, объезжая свою паству местечко за местечком, торговали исцелениями, благословениями и амулетами. Особенно рассчитывали на их помощь женщины, так что насмешники говорили даже о «бабьих ребе». Именно истории о ребе-чудотворце, очень популярные в хасидской среде, породили многочисленные анекдоты-пародии в тех кругах, которые были склонны видеть в хасидизме искажение религиозной традиции, а то и просто скопище диких суеверий. Хасидизм и его духовные вожди стали главными мишенями для маскилов, то есть просветителей, видевших в них злонамеренных шарлатанов. Кроме того, ребе разных династий зачастую враждовали друг с другом, а, значит, враждовали между собой их последователи. Все это не могло не породить целого вала анекдотов, зачастую весьма резких, остросатирических. Кто только ни рассказывал злых историй о ребе, кто только ни пел о них насмешливых песенок. Но, и в этом главный парадокс хасидского фольклора, чаще всего это делали сами хасиды и именно их собственные ребе становились героями таких насмешливых, двусмысленных историй.

Истории с двойным дном

Образ ребе-цадика в еврейской фольклоре д-р Валерий Дымшиц

Самое главное, что можно сказать о сказках, легендах, песнях, рассказах о ребеим – это их парадоксальная двузначность и даже многозначность. В силу присущего хасидизму вкусу к парадоксальному, истории о цадиках то и дело оказываются «чемоданом с двойным дном», и не всегда бывает легко отличить в них восторг от насмешки. То, как воспринимается тот или иной текст – как хула или как похвала, как сатира или как панегирик, или, может быть, как то и другое вместе зависит от позиции рассказчика и его слушателей. Текст о ребе, конечно, обладает фабулой, но не обладает изначальным смыслом. Этот текст, как сказали бы теперь, «интерактивен», и его смысл рождается во взаимодействии с определенной аудиторией. Причина появления такого «мерцающего» смысла в том, что зачастую сами поступки и высказывания многих цадиков были настолько парадоксальны, пропитаны такой специфической иронией, что грань между восхвалением и насмешкой становилась трудноопределимой.

Ребе в фольклоре – фигура героическая, но это очень странный герой, потому что в нем то больше, то меньше проступают черты трикстера. Характерно, что рядом с тем ребе, которым фольклорная и историческая традиция отказывает в своей симпатии, рядом с «ворчливым ребе» Борухом из Тульчина, появляется фигура настоящего трикстера, шута Гершеле Острополера. Остальные цадики прекрасно обходятся без придворных шутов, умея остро подшутить над собой и окружающими.

Ребе как романтический герой

Часто и справедливо говорят о том, что еврейская культура Восточной Европы начала XIX века еще была вне новейших тенденций современной европейской культуры: на «еврейской улице» продолжалось затянувшееся Средневековье. Между тем, в хасидском и антихасидском фольклоре (причем первый часто трудно отличить от второго) очень много того, что немецкие романтики называли «романтической иронией». Что это? Дух времени? Или мы именно в такой перспективе видим хасидские сюжеты потому, что в секулярную культуру они пришли благодаря усилиям неоромантиков Ицхока-Лейбуша Переца и Мартина Бубера? Об этом следует подумать. Во всяком случае, иногда мне кажется, что евреи и, прежде всего, их духовные лидеры каким-то образом знали о новейших литературных и философских исканиях Европы больше, чем это нам сейчас кажется.

Приведу только один пример. Среди знаменитых «Сказок» ребе Нахмана из Бреслава есть одна под названием «Умник и простак», направленная против маскилов. И написана она в любимой манере кумира Просвещения Вольтера в виде сатирической философской сказки. То есть ребе Нахман сражается со своими идейными противниками их же оружием. И есть в этой сказке, среди прочего, развернутая критика теории познания Канта. А это откуда? В общем, не делая пока никаких глобальных выводов, можно прочитать хасидские истории о ребе как истории о романтическом герое. Еврейская художественная литература, как уже было сказано, так их и прочитали.

История о «святом младенце»

Вот вам на сладкое пример такой истории, то ли благочестивой, то ли насмешливой, и к тому же на исторической подкладке. В 1873 г. на престол Столинской (Столин – местечко в юго-западной Белоруссии) хасидской династии, очень влиятельной в Белоруссии и на Волыни, после смерти ребе Ашера был возведен его сын, пятилетний ребе Исроэл (1868-1923). Он был известен среди своих хасидов как «святой младенец»: они рассказывали множество историй о совершенных им чудесах. Провозглашение младенца духовным наставником вызвало насмешки среди миснагедов и даже среди многих хасидов, породило множество сатирических памфлетов и анекдотов. Но мне приведенная ниже история кажется не такой уж однозначно критической, скорее ее прочтение зависит, как уже было сказано, от точки зрения читающего.

Когда старый цадик, мир праху его, умер, он оставил после себя единственного сына, святого младенца. Малого этого ребенка хасиды и провозгласили новым цадиком.

Случилось однажды, что небо стало палить землю зноем, не давая ей ни капельки влаги. Взмолились люди, пришли просить ребе-младенца, чтобы тот помолился о ниспослании дождя.

Помолился святой младенец, и была его молитва принята Б-гом и исполнена: небо начало низвергать на землю потоки воды, как, упаси Б-же, во времена Ноя. Радовались хасиды могуществу своего ребе, но недолго. Льет ливень беспрерывно, а это уже грозит серьезными убытками. Прибежали хасиды к ребе, умоляют прекратить дождь. Снова стал ребе-младенец добросовестно молиться, но дождь не перестает, не слушается молитвы и продолжает лить как ни в чем не бывало. Удивились хасиды, но габай ребе, то есть его доверенное лицо, секретарь, разъяснил им:

– Что поделаешь! Ребе еще ребенок. Разверзать хляби небесные он уже умеет, а закрывать – еще не научился.

Валерий Дымшиц


Статью д-ра Дымшица «Образ Ребе-меламеда в еврейском фольклоре» читайте тут

 


Вконтакте

КОНТАКТЫ РЕДАКЦИИ

190121, Россия, Санкт-Петербург,
Лермонтовский проспект, 2

+7 (812) 713-8186

[email protected]

Рейтинг@Mail.ru
Яндекс.Метрика
Вход
Уже поддержали общину