Источник: soviet-jews-exodus.com

В шестидесятые-восьмидесятые годы в Москве, Ленинграде и некоторых других городах можно было встретить необычных западных туристов. Мало интересуясь достопримечательностями, музеями и театрами, они непременно заходили в синагогу, а большую часть времени проводили в ничем не примечательных жилых районах. Это были посланники различных еврейских организаций, специально приезжавших в СССР, во-первых, чтобы морально и материально поддержать отказников и еврейских активистов, а во-вторых, для изучения еврейской жизни за железным занавесом.

В марте 1986 года в качестве таких посланцев в СССР побывали двое известных еврейский ученых, Бенни Краут и Йонатан (Джонатан) Сарна. Прилетев в Москву, они отправились затем в Ленинград, где отпраздновали Пурим вместе с местными отказниками.

Предлагаем читателям небольшой отрывок из отчета Краута и Сарны об этой поездке. 

Из отчета

Таможню мы прошли достаточно спокойно и гладко. Наши таможенные декларации были проверены, однако инспектор ничего не сказал.  Это было правильной идеей что-то задекларировать, чтобы избежать вопроса: «Вам есть что декларировать?».  Стоя в очереди к советской таможне, мы видели темнокожего американца, чей багаж был тщательно проверен, видимо, в связи с его попыткой ввезти в страну видеокассеты. Это был медленный процесс, и мужчина вспотел. Мы наблюдали за ним в ожидании, когда подойдет наша очередь.

Бенни пошел первый. Инспектор решил произвольно проверить его ручную кладь, после чего весь багаж просветили рентгеновскими лучами. В результате они обнаружили талит, тфилин две книги на иврите и папку с бумагами.  Книги немедленно отложили в сторону и вызвали начальника. Тем временем талит и тфилин были тщательно осмотрены, равно как и папка. Бенни спросили, нет ли в ней «документов», но он ответил, что там исключительно университетские работы и лекции. Талит и тфилин особых вопросов не вызвали: чиновники поняли, что имеют дело с предметами культа для личного пользования, и оставили их в покое. Мы ожидали проблем с еврейскими книгами. Чиновник снова и снова их перелистывал, переворачивал то так, то так, советовался с начальником… Однако Бенни настаивал, что он профессор, и, судя по всему, это произвело впечатление., особенно поскольку у него оказалось много университетских документов, подтверждающих это. 

Мезузу Йонатан решил положить в паспорт.  Ее обнаружили, и таможенный чиновник решил, что нашел золотую пуговицу. «Это на удачу», - заявил Йонатан, указывая на мезузу, однако таможенник снова потребовал позвать начальника. Мезузу проверили, осмотрели со всех сторон, и, наконец, вернули нам со словами: «Удачи». Возможно, это был знак. Остальной наш багаж вопросов не вызвал. <…>

От гостиницы мы доехали на такси до ленинградской синагоги.  Это впечатляющее здание на боковой улице, и о нем явно хорошо заботятся. Мы заметили много молодых людей и некоторое количество пожилых (а вот людей среднего возраста почти не было), собравшихся в синагоге, и начали бродить и присматриваться. Когда появился Леин, он показал нам как большую синагогу, так и небольшой дом учения в здании за синагогой, где молились немногочисленные ортодоксальные евреи. Как мы узнали позже, малая синагога гораздо старше большой;  она находится в гораздо худшем состоянии. 

Пока мы бродили, Леин указал нам на некого человека, тоже отказника, который хочет выдать замуж свою дочь за кого-нибудь, кто поможет ей эмигрировать. Он коротко поговорил с несколькими другими людьми, однако явно чувствовал себя неуютно. Когда двери святилища открылись, стало ясно, что в синагоге стоят телевизионные камеры. Свет и камеры были направлены на вход в синагогу, так что многие остались снаружи – либо потому, что не хотят участвовать в советской пропагандистской работе, либо потому, что боялись, что их увидят в синагоге. 

Леин представил нас нескольким отказникам. Когда мы сели, сзади нас села восемнадцатилетняя девушка; как мы узнали позже, ее звали Сара (Софья) Беляцкая. Она свободно говорила на иврите. Синагога не была заполнена, возможно, поскольку многие заранее узнали о телесъемке. Было много разговоров; было очевидно, что большинство присутствующих не способно следить за богослужением. 

Службу вел престарелый кантор с хором. Посреди службы вспыхнули телевизионные софиты, и многие вышли. Поскольку первые ряды были пусты, камера повернулась к задним рядам. Это вызвало массовый исход. 

Мы нашли крайне мало печатных экземпляров книги Эстер. Люди слушали и начинали шуметь, когда, как им казалось, слышали упоминание имени Амана (часто не к месту). В начали богослужения нас познакомили с Хаимом Бурштейном. Поскольку он выглядел очень молодо, сначала мы подумали, что это сын того Бурштейна, с которым мы должны были встретиться, и только позже поняли, что были не правы.

Пуримшпиль-детская опера на квартире Изи Когана. Ленинград, 1986 г. Источник: soviet-jews-exodus.com

Источник: soviet-jews-exodus.com

После того, как было прочитано несколько глав книги Эстер, Хаим Бурштейн подошел к нам и спросил, умеет ли кто-нибудь из нас читать по свитку. Позже он объяснил, что группа молодежи, к которой принадлежал и он сам, решила, что съемка – часть советской пропаганды, поэтому чтение книги Эстер в этих условиях некошерно. Хотя Йонатан не был готов читать книгу Эстер, поколебавшись, он согласился, а Бенни, у которого был с собой текст, по ходу чтения делал нужные исправления. Трудно описать чувства, возникшие у нас от чтения книги Эстер в рамках протестного богослужения  на задворках ленинградской синагоги в окружении молодых людей, жадно ловивших каждое слово.  Как известно, книга Эстер полна двусмысленностей; порой казалось, что более знающие члены общины это понимают.  Когда Йонатан доходил до отрывков, которые, по традиции, община читает вслух,  Бенни возглавлял слушателей. Все громко повторяли за ним: «У иудеев были тогда свет и радость, и веселье, и торжество». Чувствовалось, что это не только рассказ о прошлом, но и молитва о настоящем.

После окончания чтения нас радостно поздравляли и обнимали. Выйдя из синагоги, мы заметили, что снаружи поют и танцуют. До меня донеслась песня Ам Исраэль хай – «Народ Израиля жив».  Однако остаться мы не могли – Моше Авербух пригласил нас к себе на пуримскую вечеринку. Он лично привел нас к себе домой (весьма опрометчивый поступок), где нас ждали шесть человек. Дом был несомненно ортодоксальный; всюду висели фотографии и карты, судя по всему, из Любавичей. Нам сказали, что недавно в квартире был обыск в связи с делом Лифшица.  Родителей Авербуха вызвали свидетельствовать на суде над Лифшицем. Отец не сказал ни слова, однако мать дала показания.

Пуримшпиль на квартире Анны и Владимира Лифшицев. Ленинград, 1984 – 85 гг.  Источник: soviet-jews-exodus.com

На вечеринке мы встретили несколько русских [евреев], в основном отказников, которым было явно приятно пообщаться с нами. Один из них вежливо спросил Йонатана, собирается ли он встретиться с Львом Фурманом. Другой, Гилель Кальдовский, передал привет брату, живущему в Сент-Луисе.  Одна из женщин на вопрос, не боится ли она получать письма с Запада, ответила: «Я уже все потеряла, больше мне терять нечего». Ее звали Анна Рожанская. 

Материал подготовил Евгений Левин