Все проекты
Общину поддержали 29734 раз

Кадиш

Кадиш

Раввин Йосеф Менделевич, легендарный участник «Самолетного дела», прислал нам этот рассказ в преддверии поста Девятого Ава. Он посвящает его памяти своего отца, Моше бен Аарона, а также памяти повстанцев, погибших в борьбе против римского ига – их трагическая гибель стала одним из событий, в результате которых мудрецы объявили 9 Ава днем поста.

Самолетное дело воспоминания Йосефа МенделевичаЙосеф Менделевич впервые, через 57 лет после смерти матери, читает Кадиш на ее могиле

Лет десять назад я почувствовал, что траурного сидения на полу и чтения Плача Иеремии (Ейха) в день Девятого Ава недостаточно. Ведь в 68-70 гг. новой эры в борьбе против римской оккупации погибли сотни тысяч еврейских повстанцев. Тогда я обратился к еврейскому мудрецу, раввину Мордехая Элияху (светлой памяти), и он указал мне дать краткий урок из Талмуда, а по завершении прочесть Кадиш (Дерабонан). Так я и поступаю.

Первый раз я услышал Кадиш, когда мне было 10 лет, на похоронах свой мамы. Мама погибла при трагических обстоятельствах после того, как в хрущевское время, в период антиеврейских процессов, арестовали моего отца.

Я мало что соображал, только все время плакал вместе со своими сестричками, Евой и Соней.

И вдруг я услышал поминальную молитву Кадиш, который читали на еврейском кладбище в Риге, когда тело моей мамы опускали в могилу.

Слова Кадиша поразили меня. Это было словно песня. Грустная, печальная, рвущую душу. Плач. Кадиш возносился ввысь, как гордый клик, и падал вниз, как плач ребенка, падающего на свежую могилу своей мамы. Но более того меня поразил язык – древний гордый, непонятный.

Кадиш врезался в душу. Я еще ничего не понимал. Но я уже решил: когда-нибудь я буду знать Кадиш. Я выучу ради него этот древний, непонятный, волнующий язык.

Чуть подрос. Пошел в синагогу. «Научите меня быть евреем!» Старики в синагоге меня боялись. В шестидесятые годы за распространение еврейской веры могли посадить в тюрьму.

Я остался. Стал привыкать к непонятным словам молитвы, а потом стал их понимать. Запомнил Кадиш. Я обратил внимание, что в конце утренних (да и всех остальных) молитв говорят Кадиш. Так я пришел к выводу? по простоте душевной, что эту молитву говорят не только по случаю траура, но и при завершении какого-то хорошего дела. Хотя это не так, но все-таки в этом что-то есть.

Так я стал евреем Кадиша.

Потом была попытка угона самолёта, чтобы бежать в Израиль. Тюрьма, годы заключения.

Я помню, как еврейский вор в законе Лейзер Бергер собрал нас, маленькую еврейскую общину в лагере ЖХ-36 и пел, стоя в снегу, памятную молитву «Эль Молей Рахамим» в память о своей маме. Пел и плакал, и мы плакали вместе с ним. Сказать Кадиш он не мог – нас не было 10 человек.

Потом была крытая тюрьма за соблюдение субботы в лагере – «нарушение лагерного режима, паразитический образ жизни». Три года. Здесь я повстречался с другим еврейским заключенным Анатолием Щаранским. Правда, не совсем «повстречался». Мы оба были «особо опасными политическим преступниками», и нас держали раздельно. Мы пользовались «зэковским» телефоном – канализационными трубами, соединяющими через унитазы наши камеры.

Однажды Толя вышел на связь. Голос его звучал очень печально: «Мой папа умер».

Как я могу помочь своему другу в горе?

Решение пришло сразу. Я ему пошлю Кадиш.

Легко сказать «пошлю». Единственной возможностью передать Кадиш было использовать время прогулки. Слово «прогулка» звучит уж очень пасторально. Но даже те, кто видели прогулочный двор тюрьмы в кино, представляет себе бредущих по кругу заключенных. Самое удачное время передавать «ксивы», а то и целые посылки.

Советская пенитенциарная система была достаточно мудрой, чтобы не подарить зэкам такую малину.

Был прогулочный двор, разрезанный на сегменты, которые отделялись друг от друга высокими стенами. В каждом сегменте «прогуливалась» одна из камер под неусыпным надзором двух ментов, которые наблюдали за нами сверху, чтобы исключить всякую возможность контакта. В довершение всего сегмент был затянут сверху мелкой решеткой из проволоки. Так что мы видели во время прогулок серое небо в клеточку решёток.

Казалось бы, нет возможности переслать Кадиш. Но голь и зеки на выдумки хитры.

Мой план был прост. Я скатал Кадиш в маленький шарик так, чтобы он проходил через проволоку над нашими головами.

С одной стороны, немного везло. Довольно часто Щаранского выводили в смежный со мной дворик. Я кричал «какая?» (камера) и, узнавая Толин голос, кричал: «принимай»! Я вообще плохой снайпер, а тут задача была тройная – обмануть бдительность надзирателей, попасть в ячейку решетки у себя над головой, да еще так, чтобы мой Кадиш пролетел несколько метров и прошел через соответствующую ячейку в «дворике» Щаранского. Я дождался, чтобы мент повернулся ко мне спиной, прицелился, бросаю… промахнулся! «Ксива» не дошла до адресата. И так – день за днем. Бросок – промашка!

Я был совершенно истощен от этого постоянного напряжения. Но продолжал: надо передать Кадиш.

И, наконец, великий день в моей памяти: бросок удался. У меня много счастливых дней жизни. Но этот я запомню особо. Я вернулся в камеру. Упал и нары и заплакал – я смог помочь своему товарищу!

Потом скончался мой отец. Он был давно болен, и врачи говорили, что только в Израиле его смогут спасти. Власти были бы рады выслать моего отца, лидера еврейского движения в Латвии. Но папа отказался. «Пока Иосика не выпустят, я не уеду». Так он и умер на посту.

Мне об этом тюремные власти не сообщили («чтоб не вызвать непредвиденной реакции»).

Папа умер накануне поста 17 Тамуза, а я все равно был в трауре по Храму и постился. Случайно узнал о его смерти накануне 9 Ава. Конечно, постился. Сидел на полу камеры все семь траурных дней и постился (только пил воду после 9 Ава).

Я говорил Кадиш. 10 евреев в камере на шестерых не было. Украинцы, армяне, русские…

Но я присоединил к своему Кадишу всех повстанцев времен восстания против Рима и всех своих близких, убитых латышами и немцами в Холокосте. Получилось гораздо больше, чем 10 евреев. Десятки тысяч.

Кадиш на могиле мамы

С момента кончины моей мамы я никогда не смог сказать Кадиш на ее могиле. Только в этом году петербургский раввин Менахем-Мендел Певзнер пригласил меня выступить с лекциями в Питере. Это чудесным образом совпало с Днем Памяти моей мамы. Рав Певзнер купил мне билет в Израиль через Ригу. И вот, наконец, 57 лет спусты я стою у могилы мамы и говорю слова молитвы, которые вернули меня к еврейскому народу.

«Исгадал ве искадаш шмей раба» – «Да возвысится и восхвалится Имя Его» (слова молитвы Кадиш).

Фоторепортаж с лекции Йосефа Менделевича в Петербурге смотрите тут

Рассказ Менделевича о еврейских принадлежностях, которыми он тайком пользовался в лагере и тюрьме, читайте здесь

Чудесные истории из жизни Менделевича читайте тут

 


Вконтакте

КОНТАКТЫ РЕДАКЦИИ

190121, Россия, Санкт-Петербург,
Лермонтовский проспект, 2

+7 (812) 713-8186

[email protected]

Рейтинг@Mail.ru
Яндекс.Метрика
Вход
Уже поддержали общину