О борьбе за выезд и акциях протеста Михоэля Цивина рассказывали «Би-Би-Си» и «Голос Америки». Сегодня по нашей просьбе он вспоминает эти бурные эпизоды из своей жизни.

Михоэль Цивин родился в Ленинграде, в ассимилированной еврейской семье. Мама и папа жили в одной квартире с бабушкой по отцовской линии.

Мама, папа, маленький Миша

Бабушка, Ривка Хаим-Лейбовна Гончарова (Цивина), и руководила этой небольшой патриархальной семьей.

Бабушка Ривка Гончарова (Цивина)

Две параллельных жизни

«Еврейское было везде и нигде, – рассказывает Михоэль. – Все знакомые были евреями.

Мама Инна Георгиевна Цивина (Зайонц)

Кроме того, в семье чувствовались еврейские устои: если вызывали сантехника, то к нему относились, как к извозчику, называли «голубчик», наливали стакан и стремились решать все вопросы, соответствуя социальному уровню.

Мама Инна Георгиевна Цивина (Зайонц)

С другой стороны, была и другая, параллельная жизнь – жизнь обычных советских людей.

Папа Лев Михайлович Цивин

Родным языком бабушки был идиш, но от домашних она это скрывала. Видимо, Холокост и все остальные события двадцатого века научили не выпячивать свое происхождение.

Ривка Хаим-Лейбовна Гончарова, по мужу Цивина, с внуком Мишей

Бабушка Ривка

Уже после смерти бабушки Михоэль изучил семейные архивы начала века и узнал многое о предках.

...В 1918 году Ривке Хаим-Лейбовне Гончаровой было 17-18 лет. Она только что окончила гимназию и жила с родителями в городе Стародубе, где было много евреев, получивших право жить в городах вне черты оседлости.

Белые уже отступили, но большевики еще не захватили власть. Юная Ривка писала: «...большевики бросают бомбы и, между прочим, довольно удачно. Но мы их не боимся». Тем не менее, она настойчиво хотела выбраться из Стародуба в Петроград, Киев или в Одессу – неважно куда.

Благодаря адресу на конверте выяснилось, что в городе Стародубе у семьи Гончаровых был собственный дом на Базарной площади напротив синагоги – семья была зажиточной. Родителям принадлежало фотоателье, сохранилось много фотографий, выполненных в мастерской Гончаровых.

Девочки Гончаровы, 1905 год. Фотокарточка сделана в собственном фотоателье семьи

Девочки Гончаровы, 1905 год. Фотокарточка сделана в собственном фотоателье семьи

Со временем Ривка перебралась в Петроград, к своему жениху Ихелю-Михелю Цивину из Стародуба, впоследствии выйдя за него замуж. Он был уважаемым, образованным человеком.

Свидетельство дедушки Михоэля

В 1922 году у них появился первый ребенок - Шурик Цивин.

Ривка (Ривка) Гончарова Цивина, ее родители, сын Шурик

Бабушка Ривка Гончарова с сыном Шуриком

Сын Шурик был образованным, любознательным юношей, писал стихи, получал медицинское образование, погиб под Туапсе в 1942 году.

Сын бабушки Михоэля Шурик болеет ангиной

Когда после войны власти Ленинграда разрешили инвалидам Великой Отечественной войны открывать мелкие частные предприятия, оказывающие бытовые слуги, многие евреи стали владельцами сапожных, ремонтных, а также фотографических мастерских. Бабушка работала ретушером у известного в городе фотографа Голанда, лишившегося ног в результате фронтовых ранений.

Об Илье Боруховиче Голанде читайте также:

Безногий еврейский фотограф, ставший классиком жанра

Бабушка Ривка с Голандом, владельцем фотоателье

Ретушерскую работу из фотоателье Голанда бабушка Ривка подчас брала на дом, чтобы чуть больше заработать

Бабушка Ривка за работой.

Синагога, Сохнут и 50 долларов

Еврейство Михоэля началось с книги «Антисионистская библиотечка», которую он в 14 лет нашел у бабушки.

Миша Цивин, школьные годы

Член антисионистского комитета писал, как евреям хорошо в СССР и как их хотят «выманить из Союза», и рассказывал, что в Ленинграде на Лермонтовском проспекте около Синагоги ходят сотрудники Сохнута, которые за каждого выезжающего получают по 50 долларов премии.

Михоэлю очень хотелось знать, что такое Синагога, что такое Сохнут и 50 долларов тоже, и бабушке ничего не оставалось, как назвать внуку примерный адрес Синагоги - точный она не знала.

Миша Цивин, детские и школьные годы

Он прошел всю улицу от Балтийского вокзала, размышляя, как же Синагога может выглядеть. Искомое здание он увидел лишь в самом конце Лермонтовского проспекта, толкнул калитку – она оказалась открытой.

Была осень, шел дождь. Михоэль зашел во двор довольно заброшенного здания и увидел плачущую женщину. Та рассказала, что завтра она уезжает, а сегодня прощается с городом и с Синагогой. Михоэль попросил рассказать ему про Б-га и про Синагогу. Женщина ответила кратко: «Про Б-га я сама ничего не знаю, но по субботам здесь проводятся службы и собирается молодежь».

Путь в еврейство

Шел 1978 год. Михоэлю было пятнадцать лет. В одну из суббот он удрал с уроков и снова добрался до Синагоги, но молодежи там не встретил.

Миша Цивин, школьные годы

Все же с одним молодым человеком познакомиться удалось. Это был Миша Дейчев, который в разговоре часто переходил на идиш. По словам Дейчева, «он был поздним ребенком у мамы, которая плохо говорила на русском, но много кричала на идише», поэтому этот язык он знал прекрасно. Дейчеву было 23, он уже окончил институт. Он снабдил Михоэля календариками, учебниками, рассказал, как в Синагоге происходят службы – словом, показал путь в еврейство.

Михоэль Цивин

Михоэль начал учить иврит по самоучителю и регулярно ходить в Синагогу. Старики смотрели косо – молодежи не было, а значит, неизвестный молодой человек мог вполне иметь отношение к КГБ.

Летом отказники устраивали семинары.

Р. Ицхак Коган, Элимелех Рохлин, Авраам Шмулевич, Владимир (Залман) Руппо. 1985 гг.

При хорошей погоде они выезжали за город, располагались на лужайке и слушали лекции Григория Вассермана по еврейской традиции и Григория Кановича по истории.

Слева направо: Меир Левинов (в руках сигарета), Цви Вассерман, Элимелех Рохлин, Элиэзер Ксидо, Авраам Шмулевич, Лев Фурман, Яков Городецкий - деятели ленинградского отказа. 80-е годы

Иврита никто не знал, и для занятий использовали переводы англоязычных книг.

Если погода была плохая, ехали в Павловск, где лекции слушали в квартирке Кановича. Его вскоре все же выпустили из страны, а вот Вассермана – нет.

Слева направо: Элимелех Рохлин, Авраам Шмулевич, Лев Фурман, Яков Городецкий - деятели ленинградского отказа. 80-е годы

Кстати говоря, библейские сюжеты учили по картинам и фрескам в Эрмитаже.

КГБ и письма на арамейском языке

С изучением иврита у Михоэля проблем не было, тем не менее, один случай он припоминает. Ему дали адрес девушки из израильского кибуца, которой он писал, используя обороты из Талмуда и не представляя, насколько современный иврит отличается от талмудического. Письма доходили не всегда. Из органов КГБ (при допросе знакомого Михоэля Цивина) передали, чтобы он писал «хотя бы не на арамейском», иначе письма вообще доходить перестанут.

По субботам встречали иностранцев и учили иврит

В субботу после первого школьного урока Михоэль стал ходить в Синагогу. Затем часть компании, прихватив с собой туристов-иностранцев с еврейским происхождением, шла обедать в кафе-мороженое, а затем собиралась на Английском проспекте, в квартире будущего раввина Михоэля Эльмана, где учили иврит. Иностранцы, отправляющиеся в СССР, непременно получали наказ от раввина своей общины что-то передать, подарить, рассказать и т.д. Довольно долго Михоэль потом переписывался с новым знакомым из Канады.

Михоэль Цивин

В столовую Михоэль не ходил – дорого, но иврит учил. Сложилась постоянная группа, в которой было три Михаила – Миша Цивин, Михаил Бейзер, Михоэль Эльман. Преподавал Александр Чудновский.

Из-за небольшого роста в новой компании Михоэлю дали прозвище-пароль – Катан («катан» на иврите – маленький), сохранившееся за ним по сей день. О Мише Катане (ласково его называли Катанчик) и обо всех, кто есть на снимках выше, написал в своих книгах Давид Шехтер. Их можно почитать здесь и здесь. 

Давид Шехтер

«Это воспринималось как борьба между добром и злом»

К 1980-му Михоэль Цивин поступил в Текстильный институт, но учебой особо не занимался. Он отпустил бороду, стал бывать во всех еврейских кругах, познакомился с активистом Борей Девятовым, который снимал комнату возле Текстильного института, так что до отчисления половину лекций Михоэль пропускал и проводил у него.

Борис Девятов, 1980-е

Ленинградские евреи учились, собирали еврейские книги, общались со стариками и боролись за выезд.

«Сейчас, по прошествии многих лет, совершенно не кажется, что это было сложно. - вспоминает Михоэль. - Потому что, во-первых, мы все были молоды. Во-вторых, как говорят наши мудрецы, на том месте, где стоит раскаявшийся, не может устоять даже цадик (праведник – Ред.). Ведь тому, кто делает первый шаг, Вс-вышний помогает».

Слева направо: Жена Давида Шехтера, в центре Хана Непомнящая, справа жена Якова Городецкого Полина

Многие молодые люди, попавшие в еврейскую среду, становились религиозными, зачастую раввинами – р. Элиэзер Ксидо, р. Михоэль Эльман, р. Цви Вассерман, позже – р. Элазар Нездатный. «Хотя для меня это было уже другое поколение: мне было 18, а люди под 30 казались глубокими стариками, – оглядывается в прошлое Михоэль Цивин. – Конечно, были сложности, но все это воспринималось как борьба между добром и злом. Был Акодеш Боруху (Вс-вышний), который с евреями, и были апикойресы (противники Торы). На фоне еврейской истории было понятно, что отказ и связанные с ним трудности раньше или позже уйдут в прошлое».

Слева направо: Жена Давида Шехтера, Давид Шехтер, Елькин Борис, Эда Непомнящая (дочка Ханы)

Задержание на Пурим

В марте 1981 года Михоэль собрался на Пуримшпиль. До квартиры на Парке Победы он не доехал – всех из его компании задержали. Общались скрытно, информацию передавали друг другу шепотом, так что, скорее всего, это была наводка. В отделении Михоэля продержали всю ночь, по распоряжению сотрудника КГБ милиционер позвонил маме и сказал, что ее сына задержали пьяным, но мама сразу все поняла.

При себе у юноши были стихи Игоря Губермана – сатира на советскую власть. Сам автор уже сидел – не за стихи, которые все сейчас знают, а за политические. Например, такие:

Я государство вижу статуей:
Мужчина в бронзе, полный властности,
Под фиговым листочком спрятан
Огромный орган безопасности.

Нет ни в чем России проку,
Странный рок на ней лежит:
Петр пробил окно в Европу,
А в него сигает жид.

Стихи у задержанного Миши Цивина изъяли, но ничего не сделали. А через пару месяцев его, первокурсника, вызвали к ректору. В приемный стоял стол буквой Т, ректор стоял, а на его месте восседал арестовавший Михоэля кгбэшник. Последний сказал: «Вам такой студент не нужен». Назначили комсомольское собрание. Первокурсник Цивин имел хорошую репутацию «живого парня» и был даже назначен ответственным за политическую работу своей группе. Но комсомольские работники сказали, что есть предложение «сверху» исключить его за обнаруженные стихи неприличного содержания. И его исключили.

Слева направо: Саша Балтер, Михоэль Цивин

Родители Михоэля находились уже в разводе, сын был самостоятельным. Против его интересов они ничего не имели, пока их не начали «дергать». А «дергать» стали – вскоре последовало задержание на День Независимости Израиля, были и другие задержания.

Тучи сгущаются

Зимой 1979 года были введены войска в Афганистан. После начала войны международные отношения резко ухудшились, Советский Союз закрыл выезд в июне-июле 1980-го. Стало меньше туристов и иностранных обменов – органы считали такие контакты нежелательными. Случился бойкот Олимпиады-80, и было понятно, что тучи сгущаются. Михоэль решил, что «надо прорываться».

Михоэль Цивин

Учась в институте, он подал заявление на выезд в Израиль. При выезде в Израиль на ПМЖ требовалось получить согласие родителей, но мама давать его не хотела. Для этого случая существовал выход – особый нотариальный запрос об отсутствии материальных претензий. Михоэль собрал документы, но ОВИР их не принял. До начала войны в Афганистане такой социальной группы как отказники не существовало. Были единицы, к которым пристально присматривались органы КГБ, но теперь слежка стала распространенным явлением.

Письмо Брежневу

Новоиспеченный отказник написал гневное письмо Леониду Ильичу Брежневу и вместе со своим паспортом отправил генсеку – такая форма протеста была распространена. Документ возвращался долго, пройдя всю цепочку от административного отдела ЦК до ОВИРа. Поступило около десятка бумаг о том, что вопрос рассматривается. Наконец, в ОВИРе сказали, что подавать документы можно, но это будет бесполезно. С того момента начался другой этап.

«Отпустите меня в Израиль». Акция протеста на Красной площади

Отказники переживали, что время уходит – переживал и Михоэль: никто не знал, не начнется ли 1937 год. Перед очередным съездом КПСС какой-то парень вышел на демонстрацию, после чего отсидел 15 суток, но разрешение на выезд получил. Михоэль задумал повторить удачную акцию.

В ванной, при шуме включенной воды, он обсудил свою мысль с приятелем – Яковом Городецким, но в дальнейшие планы его не посвящал.

Михоэль Цивин

Через московских диссидентов удалось передать информацию иностранным журналистам, которые были только в Москве, чтобы подготовить освещение в прессе. Обратной связи не было – только инструкции. Во избежание утечки информации было сказано, что «нечто интересное произойдет на Красной площади в 10 часов утра». Что именно, иностранные корреспонденты не знали, как и ходившее за ними КГБ и снимавшее то, что снимали они. Последние понимали, что просто так иностранные корреспонденты «гулять» по Москве не будут. Таким образом, вся кавалькада шествовала по столице.

Михоэль Цивин

Итак, 28 февраля 1982 года ровно в 10 утра Михоэль должен был находиться в указанном месте. У небогатого бывшего студента часов не было. Михоэль подумал, что они и не нужны – часы есть на Спасской башне. Он не учел, что это куранты. Оттягивая решительный момент, он двинулся к месту своего одиночного пикета в тот момент, когда бой курантов закончился, не осознавая, что назначенное время наступило в середине сигнала. За что впоследствии получил выговор - ценная пленка зря крутилась.

Михоэль улучил момент, когда милиционер отвернулся, прошел у него за спиной и развернул плакат формата А3 «Отпустите меня в Израиль». Минуты полторы Михоэль простоял, пока милиционер не сгреб его в охапку. Плакат страж порядка не вырвал, а культурно прикрыл собой. Журналисты это все снимали.

Для Михоэля выступление закончилось десятью сутками ареста.

В Москву демонстрант ехал по ученическому билету (после отчисления из вуза он учился в ПТУ на наладчика ЭВМ), заплатив полцены – 4 рубля вместо 8.

При себе у него было 10 рублей. В КГБ их изъяли и сказали: «Ученический мы у Вас изымаем – нечего на народные деньги ездить». Ему купили билет за полную стоимость, дали полтора рубля сдачи, довезли до вокзала и посадили в поезд. Голодный Михоэль пошел в вагон-ресторан. На голове была кипа. С криками «Айом Песах» («сегодня Песах») его бросился обнимать какой-то парень. С поезда он отправился на пасхальный седер, на котором выясняли, кошерна ли водка. 

Происшествие на Красной Площади получило громкую огласку – новость распространили даже «Нью-Йорк Таймс», «Би-Би-Си» и «Голос Америки».

Статья в газете «Нью-Йорк Таймс»

Всю стопку присланных семье газет перепуганные родители выбросили. Да и вообще от мамы с папой досталось.

Из архива семьи Цивиных

Вторая попытка. Прикованный цепью

Желаемый результат не был достигнут, и Михоэль через полтора месяца задумал вторую акцию. Основным промахом было то, что плакат быстро порвался. Поэтому в этот раз Михоэль купил листовое железо, которое обклеил бумагой, цепь и цифровой замок.

Михоэль Цивин

Все приготовления происходили в Ленинграде, на квартире пожилого человека по фамилии Яцкевич.

Каким-то хитрым образом Михоэль ускользнул от наблюдателей - сказалось и то, что билеты на поезд в Москву были не именные. 16 апреля 1982 года благополучно добрался до главной площади страны, для надежности приковал себя к ограде цепью и развернул укрепленный плакат.

Послышался отборный мат, защелкал фотоаппарат, подоспевшый гэбэшник Михоэля узнал сразу. Продержался он на этот раз дольше – минут 5. Но все же протестующего скрутили, принесли саперные ножницы с Боровицких ворот (держали наготове - это было не первое подобное выступление). Милиционер порезал руки о железо под плакатом, прилетела черная «Волга», замок откусили, Цивина привезли в отделение. Михоэль сделал короткое заявления с упоминанием прав человека и Конвенции ООН.

– Кто составлял заявление?
– Я.
– Кто писал?
– Я.

Дальнейшие объяснения Михоэль давать отказывался. Его обещали посадить за хулиганство лет на пять, как вдруг раздался телефонный звонок. Михоэля резко увели, назначили 10 суток ареста.

Московское КГБ считало нужным отправить Михоэля за решетку надолго, а ленинградское, видимо, не хотело «портить статистику» заключением молодого активиста.

До Ленинграда Михоэль ехал под конвоем – двое гэбэшников приперли его к окну и глаз не спускали. Досиживал, судя по всплывающим в памяти коврам, на Шпалерной, где весь квартал тюремный. Арестанта неплохо кормили и не били.

А потом Михоэль попал в армию.

Воинская присяга

Воинская присяга

Гардеробщик в Лесгафта и дворник у Капеллы

При Андропове пришлось устроиться санитаром в больницу – можно было договориться и не работать в субботу. Затем работал в институте Лесгафта гардеробщиком – до Лермонтовского, 2 было рукой подать - а также дворником около Капеллы.
В общине же Михоэль выполнял роль фотографа – продолжал в каком-то роде семейное дело, хотя никакого фотоателье, как у предков, у него не было. Помогал историку Михаэлю Бейзеру, ходил с ним по городу и фотографировал бывший еврейский Петербург. В семейном архиве – сотни сделанных им фоторабот. Переснимал он и учебники иврита, еврейские книги, а потом печатал копии.

«Святой город» стирать нельзя

Как-то раз Михоэль собирался переснять из сидура (молитвенника) страницу с ктубой – брачным договором, но не вышло. Поскольку сидур был израильский, там было написано «в Святом городе Иерусалиме», а нужен-то Ленинград! «Надо бы затереть слова «святой город...», - сказал Михоэль раву Медалье, но тот бескомпромиссно ответил, что «святой город» стирать нельзя. Пришлось писать документ от руки.

Фотографии тех времен из архива Цивиных

Разрешение и отъезд

До заветного разрешения на выезд прошло пять лет. Все случилось в 1987 году совершенно обыденно: дома раздался телефонный звонок, инспектор представился, сообщил, что Михоэлю целесообразно подать повторно заявление на выезд в Израиль. И через месяц он уехал в Эрец Исраэль.

Вырезка из газеты «Ленинградская правда» поименно перечисляет евреев, которые получили разрешение на выезд. М. Цивин в первой колонке внизу. Досталась Нехаме Цивиной в 1987 году от подруги Елены Шендерович

На Святой Земле

В Израиле он провел три года, учился в ешиве, подрабатывал.

Сохранились фотографии тех времен с подписями.

В Израиле. Михоэль отправляет фото отцу

В Израиле. Книжный магазин

В Израиле

В Израиле

Началась новая страница в его жизни, но это – тема для другого рассказа.

Благодарим Нехаму Цивину за организацию интервью, предоставленные фотографии и архивные документы.