Недавно мы рассказали о находке, сделанной в Синагоге при разборке полов: благодарственное сотрудникам ленинградской мацепекарни (1968 г.). 

Автор отдельно благодарит некоего Михаила Иссакиевича (авторское написание, на самом деле – Исааковича, прим. ред.) Ерминсона за «предупредительное и весьма внимательное обращение с посетителями». Мы попросили откликнуться тех, кто может знать этого человека. Ведь это история нашей Синагоги, нашей общины. И отклик пришел! Нам написала внучка Михаила Исааковича. Публикуем ее невероятно трогательное письмо и фотографии.

***

Добрый день! Меня зовут Аза, и пишу я вам из Америки, из Бостона. Мне переслали вашу статью об этом удивительном письме, которое было найдено недавно в Синагоге. В этом письме упоминается имя: Михаил Исаакович Ерминсон. Это – имя моего незабываемого и очень любимого Дедушки и Человека, который практически вырастил меня.

Он был портной – в молодости, в Петрограде. У него в то время было свое ателье и, как рассказывала моя мама, к нему шли артисты и музыканты. У него явно был изысканный вкус и чувство стиля. Я убедилась в этом, когда один раз случайно нашла у нас в комнате, уже после его смерти, кем-то изданную брошюру, на обложке которой было написано: «Модели Миши Ерминсона».

Но, кроме этого, от природы у него был прекрасный музыкальный слух и любовь к искусству, к красоте, к живописи. 

Он пережил и испытал очень много невероятных страданий и потерь за свою жизнь (1892–1977), и Синагога была для него, я думаю, тем местом, где он мог быть самим собой, тем, кем он родился: евреем, евреем из Невеля. 

Живя в тяжелой и многонаселенной коммунальной квартире, он не мог позволить себе того, что он находил в стенах ленинградской Синагоги. (Я помню, как он закрывал дверь нашей комнаты на задвижку и уходил в свой угол, за портьеру, и там молился… И просил меня, маленькую девочку, не открывать дверь). 

Может быть, любовь к музыке и почти что ежедневные поездки в Синагогу для него были уходом от той трудной реальности, в которой он жил и выживал.

Коричневый патефон, пластинки Шаляпина и Неждановой – это то, что я так хорошо помню. И еще была мандолина, на которой он часто играл, опять же, по слуху! Свою любовь к музыке он старался передать мне. Так я стала играть на скрипке (может быть, и музыкальный слух от него?)

Михаил Исаакович Ерминсон с женой и внучкой Азой. И с мандолиной!

И в 1964 году меня приняли в Специальную Музыкальную Школу, которая находилась на переулке Матвеева, так близко к Синагоге!

Как же счастлив был Михаил Исаакович, когда мы садились с ним на трамвай №11 около нашего дома и ехали на Театральную площадь, где он приводил меня в школу,  шел в Синагогу на Декабристов, а вечером забирал меня из школы, гордо неся мой скрипичный футляр, и, опять же, на трамвае №11 мы вдвоем  возвращались назад, на Загородный проспект!

Театральная площадь, 1960-е. Источник: pastvu.com

Михаил Исаакович умер в 1977 году и похоронен на Преображенском Кладбище. 

 
Могила Михаила Исааковича Ерминсона. Источник: https://gravlov.com 

Последний раз я стояла у его могилы в 2014 году. И рассказывала ему о своей такой уже другой жизни, о том, что я все еще играю на скрипке и работаю в одном из лучших оркестров мира. И что, конечно, в этом и его заслуга. И о том, что думаю о нем каждый день…

 
Аза Райхцаум

И снова задаю ему свой вопрос из детства, который всегда задавала, когда он так красиво играл на своей мандолине:
- Дедушка, почему ты плачешь, когда играешь?
И его ответ: 
- Музыка, она за сердце… трогает…

И его слезы лились еще сильнее…

Aza Raykhtsaum, violinist, Boston Symphony Orchestra
Фотографии из ее семейного архива