Белла Слуцкин о раскрытии тайн перед смертью Моше, о нерасторжимости союза евреев с Б-гом и об идее раскаяния.

Раскрытие тайны - перед смертью

Наступил последний день земного пути Моше. Оставшиеся четыре главы Торы - прощание. Я много раз слышала, что последние слова умершего человека врезаются в память больше всего. Даже постфактум. Когда прокручиваешь ленту назад, надеясь вспомнить что-то важное, упущенное, сворованное небытием. Кажется, что теперь, увидев смерть, ты сумеешь увидеть и что-то важное, чего не смог разглядеть тогда, не зная о том, что она близка. Какое- то послание, предчувствие, угадывание скрытого белой занавесью.

Моше знает, что это его последний день. Символично, что глава «Ницавим» всегда читается перед Рош Ашана Перед днем рождения человека. Смерть и рождение, конец и начало, которое нам все еще кажется неизбежным. Эти главы завораживают, как подсмотренная тайна. С каждым годом предчувствие смерти все сильнее, и ее очевидность лишь усиливает значение каждого слова. Как будто именно сейчас ты должен понять нечто, чего не сумел понять в прошлом году. Но не постфактум. А изначально. Мы читаем эти главы зная, что они сказаны перед смертью отцом всех пророков. Раскрытие тайны в них изначально.

Единство возможно лишь перед Б-гом

«Вы все стоите сегодня перед Г-сподом Б-гом вашим: начальники ваши в коленах ваших, старейшины ваши и надзиратели ваши, все сыновья Израиля. Малолетки ваши, жены ваши и пришелец твой». Комментаторы задают вопрос: зачем здесь перечислены разные категории сыновей Израиля? И отвечают: чтобы подчеркнуть единство. Но, казалось бы, достаточно сказать «все сыновья Израиля», зачем же дробить единое? Наверное, перед смертью становится очевидным, что единое в этом мире может существовать лишь тогда, когда все стоят перед Б-гом. Наличие времени впереди практически тождественно вечности. Кто думает о смерти, не будучи прикован к постели? Наше знание о внезапной смерти никогда не становится ее проживанием. Или переживанием. Когда впереди вечность, даже ложная, никакого единства быть не может. Потому что в вечности существует мое нескончаемое эго. Броуновское движение целей и способов их достижения. Мы все раздроблены на свой «нескончаемый» век. И, лишь стоя перед Богом, начинаешь осознавать свою причастность к общему. «Там сходятся все противоречия». И то, что казалось твоей вечностью и мощью, едва ли заполнит собой мгновение. «Здесь-бытие» теряет всякий смысл. И когда-то важная цель - источник наслаждения - становится источником стыда.

«И не с вами одними заключаю Я союз»

«И не с вами одними заключаю Я союз сей и клятвенный договор сей. Но и с теми, которые стоят ныне здесь с нами перед Г-сподом Б-гом нашим и с теми, которых нет здесь с нами ныне». Эта клятва обязывает не только тех, кто стояли на горе Синай, но и тех, кто родится после, на все поколения, до самого конца мира.

Нет нового под солнцем. Придут следующие поколения и зададут закономерный вопрос: что это тут у вас? Какое я имею к этой клятве отношение? Мидраш Танхума это уже нам рассказал: во времена Йехезкиэля пришли старейшины и потребовали отменить клятву. Хотели быть как все народы (задолго до эмансипации). Пророк ответил им: то, что вы сейчас требуете, невозможно.

Автор комментария «Акедат Ицхак», мудрец времен изгнания из Испании, пишет: «Смысл этой клятвы не таков, как думают многие. Вечность завета не зависит от состояния нации. Он больше и сильнее ее. И не может быть отменен ни при каких обстоятельствах» Далее он сравнивает завет между Всевышним и еврейским народом с инстинктом самосохранения у животных. Возможны случаи локальных самоубийств. Но никогда в мире все животные не сведут счеты с жизнью. То же самое и с нами. Всегда будут те, кто попытается отказаться от своего еврейства. Но никогда этого не сделает весь народ. Теперь это наша природа. Это не договор. Живите с этим.

А дон Ицхак Абарбанель, как всегда, звучит из средневековой Кастилии, как будто наш современник из Кракова: «Пророчество Йехезкиэля о том, что невозможно отменить завет, - великое. И на него надо обратить внимание. Потому что много уже случилось, и мы это видели своими глазами в нашем горьком изгнании. Пророк намекает, что всегда найдутся те, кто захочет быть абсолютным 'народом мира', но у них ничего не получится. Всегда другие народы их будут называть евреями. И вопреки их желанию будут называть Израилем. И будут подозревать их в скрытом еврействе».

А вот что отвечает им Йехезкиэль: «Жив Я - слово Г-спода Б-га! Рукою крепкою и мышцею простертой и яростью изливающейся воцарюсь над вами. И выведу вас из народов, и соберу вас». Хотите или не хотите - «сегодня вы 'ницавим', стоите передо Мною все».

Общая судьба и общая тшува

Глава Ницавим следует после главы Ки Таво, полной проклятий, и считается главой утешительной. Хотя и в ней возникают образы опустошенной земли, изгнанного народы, которого постигли все кары - такие, что и чужие люди удивятся и спросят, за что ж такое наказание вам. Так где ж в ней утешение?

Рав Кук говорит, что существуют в мире разные виды идей. Есть общечеловеческие, а есть сугубо национальные. Вот о такой идее мы и читаем дальше в главе Ницавим: «И обратишься ты к Г-споду, Б-гу твоему, и послушаешь гласа Его во всем, как я заповедаю тебе сегодня» - это идея возвращения. Тшувы. Она пронизывает собой мир на всех уровнях, от физического до метафизического. Учили наши мудрецы: «Тшува предшествовала миру». Творению предшествовал разлом. Миру - война.

Любви - одиночество. Соединению - разлука. В иврите «тшува» - это не совсем раскаяние: это возвращение. Чтоб раскаяться, надо осознать степень удаленности. В законах тшувы пишет великий Рамбам: «Когда человек захочет вернуться, он должен оставить свой грех и раскаяться». Поступку и раскаянию предшествует понимание. А Желание может изменить прошлое. Тора нам дарит машину времени: «Там, где стоят вернувшиеся, не стоят даже праведники». Я не сомневаюсь, что у праведников свое особое место. Да что там не сомневаюсь, я знаю, меня Тания научила. Но и для вернувшихся есть удел. Есть жизнь после смерти.

«И приведет тебя Г-сподь Б-г твой в землю, которой владели отцы твои. И будешь ты владеть ею».

Сегодня мы все вместе стоим перед Б-гом. У нас общая судьба. И общая тшува. В том числе и Эрец Исраэль.

В следующем году - в Иерусалиме. Шана това!

Об авторе

Белла Слуцкин — преподаватель Танаха и еврейской философии в Институте изучения иудаизма. Выпускница философского факультета одного из российских вузов. Живет в поселении, работает в Иерусалиме. Мать троих детей (два сына — солдат и ученик ешивы, дочь — студентка). Жена московского программиста, выпускника ешивы. Хозяйка собаки-философа. Отличается повышенной политической активностью и географическими привязанностями к Иерусалиму и Хеврону. Блогер с хлестким и едким пером. Не ищите ее имя в соцсетях: там она учит друзей жизни под псевдонимом одного из великих князей, правителей русской земли.