Режиссер Лилия Вьюгина приступила к съемкам документального фильма о Борисе Янкельзоне – деятеле отказа, участнике ленинградского «Самолетного дела». Один из фрагментов снимался в Синагоге Петербурга. Пользуясь случаем, мы попросили режиссера рассказать о фильме и его герое.

– Фильм будет называться «Три жизни Бориса Агами». Его герой – человек с уникальной судьбой. На протяжении жизни он носил три разные фамилии: Янкельзон, Азерников, Агами.  Родившись в благополучной советской семье, Борис стал отказником, посещал подпольный кружок иврита, участвовал в «Самолетном деле», был осужден и отбыл 3,5 года заключения в колонии строгого режима в Мордовии. Затем уехал в Израиль. В годы перестройки вернулся в Москву и открыл там стоматологическую клинику «Агами», ставшую одной из ведущих в столице. Эпизод в петербургской Синагоге – важная часть сюжета.

Герой фильма в Синагоге Петербурга

Именно здесь Борис познакомился с людьми, которые привлекли его к участию в «Самолетном деле». А попал он в Синагогу случайно – да не случайно: учился в институте Лесгафта в минуте ходьбы отсюда, и его привлекли как дружинника для поддержания порядка на празднике (видимо, имеется в виду Симхат Тора – ред.). Фильм должен выйти в следующем году, к 80-летию Бориса.

Как рассказала нам Лилия Вьюгина, сама она не имеет еврейских корней, но всерьез интересуется еврейской темой.

Из архива Лилии Вьюгиной

В 2005 году Лилия получила премию Федерации еврейских общин России «Скрипач на крыше» за фильм о Вильнюсском гетто. Неоднократно бывала в Израиле. Сейчас работает над фильмом о Ромене Гари – французском писателе еврейского происхождения.

Из архива Лилии Вьюгиной

Чтобы читатели лучше себе представили, кто такой Борис Янкельзон – Азерников – Агами, мы просто приведем письмо, которое он передал на волю в 1974 году, находясь в советском лагере для политзаключенных. Этот текст говорит сам за себя. Это письмо вошло в сборник, выпущенный Нью-Йорским издательством «Хроника» в 1975 году.

Письмо Б. Азерникова
Я, Азерников Б.П., еврей, родился в 1946 году в Советском Союзе. С раннего возраста я жил в состоятельной семье. Нет, я никогда не знал, что такое голод, я никогда не жил в коммунальной квартире с 6-ю хозяйками у одной плиты. Я имел много больше, чем мог бы мечтать любой средний ребенок в Советском Союзе. Выросши, я окончил Медицинский институт, стал врачом-стоматологом, а затем поступил во второй институт — знаменитый Ленинградский институт им. Лесгафта. Счастливая судьба моего детства не оставляла меня: все, что по советским меркам является атрибутом хорошей жизни — изобилие денег, вещей, квартира, все это было у меня.

И тем не менее сегодня я пишу это письмо из советского лагеря для политзаключенных в Мордовии. Почему я здесь? Почему я не мог не быть здесь? Сегодня, в «День политзаключенных в СССР», я хочу сказать об этом несколько слов. 

Началось с того, что в 20 лет я узнал, что я еврей. Нет, речь идет не о формальном знании. Формально я узнал об этом много раньше — мальчишки нашего двора давно объяснили мне, что я – ж*д. Но я воспринимал это лишь как ругательство, а ругаться и драться я умел не хуже их и поэтому обиды особой не испытывал. В 20 лет я узнал, что я еврей — частица великого народа. Это открытие поразило меня и толкнуло меня к новым открытиям. Я узнал, что у нас есть великий национальный поэт- Бялик и изумительная поэтесса — Рахель. Я услышал, кто такие рабби Т.... и Иегуда бен-Галеви. Я открыл для себя, кто были Маккавеи и кто защищал Масаду. Я обнаружил, что ранее еврейская неортодоксальность и свободомыслие порождали таких людей как Борух Спиноза и Уриель Акоста.

И вот тут я впервые почувствовал, что я оскорблен. Я осознал, что меня обокрали. У меня украли мою историю, моих предков, мой язык. От меня скрыли, что я частичка своего народа, чтобы мне и в голову не пришло, подобно украинцам, литовцам, армянам, сопротивляться попыткам вогнать меня в безликую «новую историческую общность» — "советский народ". И осознание этого определило всю мою дальнейшую жизнь. 

Я увидел тебя, Израиль, и услышал твой зов. Я понял, что долг мой — ответить на него и донести этот зов до моих близких, до друзей, до всех моих соплеменников, кто, подобно мне в недавнем прошлом, еще не понял, что он обкраден. «Если я забуду тебя, Иерусалим, забудь меня, десница моя! (Иер. 51, 50). Прилипни язык мой к гортани моей, если я не буду помнить тебя, если не поставлю Иерусалима во главе веселия моего (Иер. 49, 7)». 

Нет, я не покушался на мощь Советского Союза, я хотел лишь покинуть его — ради страны, которая, какова бы она ни была, хорошая она или плохая, имеет перед СССР то для меня неоспоримое преимущество, что это страна моего народа. Однако в глазах советского правительства, некогда опубликовавшего «Декларацию прав народов России», одно это мое желание почти автоматически сделало меня преступником, и вот я здесь в лагере.

Человека можно посадить в лагерь, но нельзя в лагерь посадить идею. Сейчас, когда идет 4-й год моего заключения, многие и многие тысячи моих соплеменников уже едут к себе на Родину. Запугать — не удалось. Уговорить и обмануть — тоже. Да и чем обмануть? Многие годы не сходит со страниц советских газет и журналов одна-единственная тема: судьба нескольких десятков еврейских семейств, благоденствовавших в СССР и не нашедших себе теплого местечка в Израиле. Я, как и любой другой, знаю, конечно, цену правдивости и объективности этих сообщений и сейчас не унижусь до опровержений и спора с ними. Я хотел бы остановиться на другой стороне вопроса.
Да, я знаю, что сейчас стране моей нелегко и проблемы ее сложны. Проблема алии, алии многоязычной, алии из стран с иным укладом жизни. Проблема противостояния, подчас военного противостояния враждебному окружению. Их много, этих проблем, и решение каждой из них требует упорного труда. Я вполне отдаю себе отчет, что кому-то, а возможно, и мне, с чисто материальной точки зрения придется какое-то время жить похуже, чем могли бы жить некоторые из нас в Советском Союзе. Но не понять нашим «доброжелателям», пугающим нас судьбой нескольких десятков неудачников, что любой из нас сменит легкую и беззаботную жизнь здесь, в СССР, на кирку в Израиле. Ибо этой киркой мы возделываем землю Родины. Те же, кто возвращается назад, - пусть возвращаются.

Эти люди ехали не на Родину,а на поиски легкой жизни. Они развращены средой, которая убежденно отождествляет еврея и торгашество, еврея и корыстолюбие, еврея и обман. Да, эти люди обладают всеми теми качествами, которые расхожая молва приписывает еврею. И я как еврей могу лишь гордиться, что в моей стране они не нашли себе места. «Если я не за себя, то кто же за меня? Но если я только за себя, то зачем я?» Эти слова сказал не великий пролетарский гуманист М. Горький, как утверждает советская пропаганда. Это слова рабби Гиллеля.

Вы, кто только за себя, — не езжайте в Израиль! Вас — лишь десятки, и это вновь и вновь преисполняет меня гордости за мой народ. Мой народ перенес разрушение Храма и указы Фердинанда и Изабеллы, погромы, учинявшиеся Союзом Михаила Архангела, и печи Бельзена, и он остался еврейским народом. Неужели же нас испугает радостный труд строительства Родины? «Кто даст с Сиона спасение Израилю! Когда Господь возвратит пленение народа своего, тогда возрадуется Иаков и возвеселится Израиль (Исайя 59, 20)». Мы спокойны за свой народ, за свою страну! Но сегодня, в «День политзаключенного в СССР», — вспомните о тех ее сынах, кому придется еще долгие годы провести в советских лагерях, прежде чем они смогут ступить на Землю Родины. Они взывают сегодня: «Боже мой! Избавь меня из руки нечестивого, из руки беззаконника и притеснителя» (Пс. 90,14). Не забудем о них! Скажем сегодня в надежде вместе с ними: «На будущий — в Иерусалиме!»

Октябрь 1974 года 
Борис Азерников-Янкельзон