Писатель и историк Валерий Шубинский рассказывает о том, как нацистская пропаганда пыталась разжечь в Ленинграде антисемитизм.

Трагическая память о блокаде объединяет всех петербуржцев. Но это не исключает разговора о сложных, противоречивых страницах блокадной эпопеи. Таких, как попытки гитлеровцев разжечь в городе антисемитские настроения.

«Айсберги, Вайсберги, Рабиновичи»

В 1920-30-е годы антисемитизм в СССР был на официальном уровне табуирован. Тем не менее в массах он был довольно распространен. Кроме традиционных предрассудков, унаследованных от царской эпохи, были и новые причины. Евреи воспринимались как победители, как люди, получившие выгоду от революции, как «начальство» - и обиды на коммунистический режим проецировались на (как выражается персонаж «Золотого теленка») «Айсбергов, Вайсбергов, Рабиновичей».

Начало войны повсеместно вызвало в СССР всплеск затаенного до поры антисемитизма – где-то в более слабых, где-то в более острых формах. И это стимулировалось нацистской пропагандой.

«Бей жида-политрука»

Работу в этом направлении пропагандистские подразделения вермахта вели с первых недель войны. Уже в июле по радио была передана обращенная к ленинградцам речь Гитлера, призывавшего убивать евреев – дескать, они «заняли все руководящие посты», «арестовывают русского человека за опоздание на 20 минут на работу» и так далее. На город было сброшено 16 тысяч пропагандистских листовок, большинство из которых имело антисемитский характер. Например: «Бей жида-политрука, морда просит кирпича». Очень примитивно… но на иную аудиторию и это могло подействовать. Для более изощренной публики были радиопередачи про «стремление евреев к мировому господству» с препарированными цитатами из классиков – Гете, Гюго, Достоевского.

«Не хозяйничать больше евреям»

Нельзя сказать, что эти попытки не имели результата. В партийных документах и отчетах ГКВД есть материалы об антисемитских выходках в городе.

Например, в Кировском районе член ВКП(б) Радионова рассказывала подросткам антисемитские анекдоты, и в результате они «побили мальчика-еврея». А в некоторых домовых комитетах уже собирали сведения о проживающих в домах коммунистах, комсомольцах и евреях, чтобы передать их немецким властям в случае взятия города. Были случаи рассылки евреям «писем погромного характера».

Зафиксированы многочисленные «пораженческие» высказывания горожан, иногда носившие и антисемитский характер – например, такие слова одного из конструкторов завода имени Сталина:

«...Немцы все равно возьмут Ленинград. Пусть при немцах и хуже не будет, но только чтобы не было возврата к прежнему, а его, конечно, не будет. Не хозяйничать больше евреям».

Самую широкую антисемитскую агитацию развернуло некое «Всероссийское общество внутреннего порядка». Было обнаружено 28 листовок с призывом к расправе с евреями, отпечатанных на пишущей машинке под копирку. Конечно, вопрос о том, существовало ли это общество на самом деле, открыт – НКВД и в блокадном Ленинграде продолжал фабриковать дела.

Вот еще один документ, говорящий сам за себя – листовка: «Домохозяйки, если вы хотите хлеба и мира, устраивайте бунты в очередях, разбивайте магазины и столовые, избивайте евреев завмагов, заведующих столовыми и директоров трестов».

Патриций в плевках

Немало материалов на этот счет содержат и частные дневники. Вот фрагмент дневника основательницы Ленинградского театра кукол-марионеток Любови Васильевны Шапориной.

«…Нам теперь, как неграм времен дяди Тома, даже в голову не приходит, что Россия может быть свободной; что мы, русские, можем получить “вольную”. Мы только, как негры, мечтаем о лучшем хозяине, который не будет так жесток, будет лучше кормить. Хуже не будет, и это пароль всего пролетариата, пожалуй, всех советских жителей. И ждут спокойно этого нового хозяина без возмущения, без содрогания. Говорят, немцы все же лучше грузин и жидов».

Автор другого знаменитого дневника, жительница Царского Села Л. Осипова (Олимпиада Полякова), сама была в числе тех, кто видел в гитлеровцах освободителей от советской власти. Ее друзья и знакомые, в том числе известный писатель Р. И. Иванов-Разумник, были настроены так же. Они не верили рассказам о жестокости немцев. Видели уже упомянутые листовки про «жида-политрука» и считали их советской провокационной подделкой. Про антисемитский характер гитлеровского режима, они, конечно, знали, но не придавали этому особого значения.

«Конечно, Гитлер не такой уж зверь, как его малюет наша пропаганда и до нашего дорогого и любимого ему никогда не дойти, и не всех же евреев ''поголовно'' он уничтожает, но, вероятно, какие- то ограничения для них будут, и это противно <…>. Тем не менее <…> от многих евреев мы слышим такое: ''Зачем мы будем куда-то уходить. Ну, посадят, может быть на какое-то время в лагеря, а потом и выпустят. Хуже, чем сейчас, не будет''».

Полякова была убеждена, что в «в русском народе нет антисемитизма, есть только антикоммунизм», но уже в первые недели войны ей приходится убедиться в обратном:

«В Екатерининском парке выставлены три новых мраморных бюста. Один из них совершенно замечательной работы. Очень портретен. Римский молодой патриций какой-то. Сегодня мы со Стеллой пошли их смотреть.

К нашему отвращению, патриций был весь в плевках. Стелла говорит, это потому, что у него еврейские черты лица. Я раньше этого не замечала, но после ее слов, действительно, увидела.

Стало противно. Если бы еще Стеллы не было со мной. Она говорит, что сейчас очень сильны антисемитские настроения. Мы не замечали».

Конец антисемитских настроений

Итак, антисемитские настроения возникали – и в городе, и в окрестностях. Немецкая пропаганда вместе с прежними предрассудками делали свое дело. И все-таки можно утверждать, что эти настроения захватили меньшинство населения, и в самые трагические, роковые месяцы блокады они не усилились, а наоборот, отступили. Вызвать в традиционно многонациональном и толерантном городе погромы или беспорядки на этнической почве не удалось.

Валерий Шубинский