Что на самом деле мы выметаем в ходе предпасхальной уборки? Об этом рассуждает наша колумнист Анат Брусиловски

Встретились фараон и Аман – два злодея-ненавистника еврейского народа – и начали хвастаться, кто из них круче.

– Я неповторим! – самодовольно заявил Аман. – Благодаря мне евреи празднуют Пурим один-единственный день в году. А твой Песах тянется неделю!

– Подумаешь! – отозвался фараон. – Зато из-за меня евреи перед тем, как праздновать неделю, два месяца проводят в рабстве!

Действительно, взглянешь на евреев перед Песахом – и решишь, что они отбывают наказание на гауптвахте. А как иначе объяснить то, что пол чистят зубными щетками, а холодильник зубочистками?

Этот диссонанс еще заметней, если вспомнить, что Песах называется «временем нашей свободы». Два месяца моем, чистим и натираем, а затем восемь дней перебиваемся с мацы на картошку, а с картошки на воду. Где тут долгожданная свобода? Кажется, именно от Песаха и до Песаха живут евреи весело.

А выход из Египта? О, это особая тема. О выходе из Египта мы вспоминаем, читая ежедневные молитвы и касаясь мезузы у дверного косяка. О выходе из Египта написано в тфилине, и даже двухлетний сын пищит на утреннике в детском саду: «В каждом поколении человек должен видеть себя выходящим из Египта». Но о каком выходе из рабства может идти речь, когда ты занят именно что рабским трудом?

Как-то я спросила соседку, зачем она перед Песахом моет стены и белит потолки.

– Понимаешь, – радостно объяснила она, – весь год я прибираюсь только там, где заметно. Разрываешься весь день между работой и детьми, до генеральной уборки руки уже не доходят. И утешает меня только одно – перед Песахом я пройдусь по дальним уголкам квартиры, и хоть раз в году все будет сиять!

Услышав это, я вдруг подумала, что это верно по отношению не только к квартире, но и к душе. Целый год мы находимся в постоянной борьбе с миром. Шесть дней работаем, превращаем будничное в святое, добавляем свет и прогоняем тьму. Чтобы справиться, надо крепко стоять на ногах и представлять из себя что-то, иначе мир свалит нас с ног.

Именно такую жизненную позицию и символизирует хамец. Чуть дрожжей, воды и муки, горсть сахара – и пошло-поехало: быстрее, выше, сильнее – расти, трудиться, двигаться вперед. Если подумать, хамец – это совсем не плохо. Хамец – это и круглая хала с медом, и румяный пончик, и гоменташн с маком. Хамец – это, по сути, вся наша жизнь.

Но приходит весна, и мы понимаем: нужно что-то менять. И, пока мы отмываем стены, у нас есть время подумать о том, что наша жизненная гонка – и есть рабство. И наша работа – рабство, вот даже и корень у этих слов один и тот же. Наступает время, когда хамец становится лишним.

И тогда на сцену выходит маца. Тонкая и незаметная, без дрожжей и сахара, она пахнет весной и свободой. Когда мы чувствуем этот запах, все меняется. Мы останавливаемся и перестаем бежать, оглядываемся вокруг, видим небо, цветущие деревья – и решаем выйти из рабства. Нам больше не нужно крепко стоять на двух ногах. Поэтому мы, уставшие, но счастливые, садимся за стол и возлегаем на мягких подушках, как свободные люди. А Вс-вышний рукою сильною и мышцей простертою уносит нас из рабства на свободу.

И пусть эта свобода не навсегда, пусть жизнь и хамец снова возьмут свое – нас это уже не испугает. Через год снова будет на нашей улице Песах, и мы выйдем из очередного Египта.