О событиях Египетского рабства и Исхода написано в главах Торы, которые мы читаем и будем читать в ближайшие недели. А Элишева Яновская расскажет вам о научных доказательствах историчности Исхода.

Ученые-библеисты традиционно делятся на две группы: тех, кто считает Египетское рабство, Исход и связанные с ними события «еврейским национальным мифом, созданным в позднюю эпоху», и сторонников историчности событий, описанных в Торе. Точку зрения последних прекрасно сформулировал историк Джейкоб Ливер. По его мнению, ни один народ не мог бы придумать традицию, согласно которой он начал свое существование в качестве рабов, угнетаемых другим народом. Каковы же научные доказательства историчности Исхода?

Эпоха Рамессидов

Библеисты-сторонники историчности Исхода, в том числе профессор Хайфского университета Нили Щупак, специализирующаяся на связях между древнеегипетской и еврейской культурами, находят в тексте Танаха множество доказательств, позволяющих датировать Исход эпохой Рамессидов (XIX - XX фараоновские династии). Это многочисленные упоминания характерных именно для этой эпохи еги-петских обычаев, обрядов, имен, титулов, географических названий, а также, по мнению Н. Щупак – переведенные на иврит и частично переосмысленные египетские выражения, вплетенные в текст Тана-ха. Начнем с последних.

Египетские идиомы на еврейский лад

«Уста»

«Он (т. е. Аарон – Э. Я.) будет тебе устами, а ты будешь ему как Бог» (Шемот 4:16) Такими словами Б-г отвечает Моше, когда тот отказывается сообщить фараону о Б-жественном повелении, посклольку «кос-ноязычен и тяжел устами». Смысл этого выражения в данном контексте понятен – Аарон будет гово-рить перед фараоном вместо своего младшего брата. Но, как замечает Н. Щупак, здесь есть еще один нюанс, связанный с египетскими реалиями эпохи Нового царства.

Титул «Уста», дополненный различными эпитетами («Уста верховные земли до края ее», «Уста царя Верхнего Египта», «Уста, умиротворяющие страну до самых ее пределов») действительно существовал в эту эпоху. Томас Манн, большой любитель и знаток египетской истории, упоминает этот придворный титул, описывая первую встречу Иосифа и юного Аменхотепа IV. Царица Тийя, мать молодого фараона, предлагает назначить Иосифа «Устами» царя. «И в древности, и в более поздние времена было принято, – и этот обычай, если твоему величеству угодно, можно в любой день восстановить, – чтобы между фа-раоном и вельможами стоял посредник, Верховные Уста, начальник начальников и смотритель смотри-телей, через которого передавалась воля царя, наместник бога. Верховные Уста...» У исторического Эх-натона (Аменхотепа IV) действительно был приближенный, носивший такой титул – «могущественный временщик» Дуду или Туту, личный жрец царя, заправлявший всей внешней политикой страны.

Тора, как мы знаем, «говорит на языке человека». Поэтому вполне естественно, что Б-г обращаясь к Моше, воспитанному при дворе фараона, наделяет Аарона этим придворным титулом. Таким образом, уподобляя Моше фараону, «живому богу», а Аарона - его «Верховным Устам», Тора высмеивает обо-жествление египетского земного царя.

«Тяжелый сердцем»

Другая идиома, неразрывно связанная в нашем представлении с рассказом о Десяти казнях (где она и появляется в Танахе впервые), также, по мнению Н. Щупак, имеет египетское происхождение. Это - выражение «ожесточить сердце». Кроме рассказа о Египетских казнях (Б-г окончательно «ожесточает сердце фараона», чтобы тот не мог избежать наказания), оно встречается также в книгах пророков Йе-хезкеля и Йегошуа. В книге Йегошуа (11:20) это выражение употребляется в ситуации, схожей с опи-санной в Торе: Всевышний ожесточает сердца ханаанских правителей подобно тому, как ожесточил сердце злого фараона, чтобы заставить их участвовать в битве против Израиля, в которой им суждено погибнуть.

Подобно титулу «Уста», «Ожесточение сердца» также, по мнению Н. Щупак, имеет египетские корни и представляет собой дословно переведенную с египетского на иврит идиому. При этом адаптация ее к тексту Танаха не ограничилась простым переводом. Для древнего египтянина определение «сильный (тяжелый) сердцем человек» звучало комплиментом. Называя так современника, они имели в виду че-ловека уравновешенного, мудрого, хорошо владеющего своими чувствами. Это определение часто встречается в биографиях и описаниях дворцовой жизни (например, применительно к визирю и фавориту царицы Хатшепсут, мудрому Сененмуту). Сердце такого человека «крепко» по своей природе или же стало таковым в результате жизненного опыта и волевых усилий.

В противоположность египетскому прототипу, «тяжелое сердце» героя Танаха всегда принадлежит от-рицательному персонажу. Синонимы такого «тяжелосердия» - «жестоковыйность», упрямство. Больше чем в половине случаев, когда «ожесточение сердца» упоминается в книге Шемот, это – результат Бо-жественной воли, цель которого – наказание «ожесточенного». Нили Щупак полагает, что принципи-ально иной смысл, приданный этому заимствованному из египетского языка выражению, «обусловлен желанием адаптировать египетский мотив к центральной теме повествования: борьбе библейского Б-га и фараона, обожествленного царя Египта, которая завершается победой первого».

«Египетский кашрут»

Другая группа доказательств историчности Исхода, запечатленных в тексте Торы – это, по мнению Н. Щупак и ее коллег, подробное описание египетских обычаев эпохи Нового царства.

Первое, что приходит на ум при упоминании истории Йосефа и братьев – исключительная по эмоцио-альному накалу сцена в доме Йосефа, когда он с трудом сдерживается, чтобы не расплакаться на людях при виде любимого младшего брата Биньямина. (Берешит 43:30-32): «И поторопился Йосеф, ибо вос-пылала его любовь к брату его, и он хотел плакать, и вошел в комнату, и плакал там. И умыл лицо свое, и вышел, и сдержался, и сказал: «Подавайте кушанье!». И подали ему особо, и им особо, а египтянам, евшим с ним, особо, ибо не могут египтяне есть с евреями, потому что это мерзость для егип-тян».

Почему же совместная трапеза с евреями считалась для египтян «мерзостью»?

Основой мясного рациона семитских скотоводов было мясо мелкого рогатого скота, т. е. коз и овец. В меню же египтян баранина отсутствовала. Если простолюдины изредка все же употребляли ее в пищу, то жрецы и аристократы не ели баранину практически никогда. Также овец и баранов очень редко при-носили в жертвы божествам, а пастухи овечьих отар считались париями (см. совет Йосефа братьям со-общить о себе фараону: «Пастухи скота мы с дней нашей юности, и мы, и предки наши», «ибо мерзок для египтян любой пастух овец» (Берешит 46: 33-34)). Что же было причиной этих табу?

С бараном (овном) ассоциировались два значимых для древних египтян божества. На протяжении по-чти всей эпохи Нового царства главным божеством египетского пантеона считался воинственный Амон, «царь богов», священным животным которого был баран. Сам Амон тоже часто изображался в виде барана или с бараньими рогами. Хнума, другое божество, изображавшееся с бараньей головой, египтяне почитали как божественного гончара, сотворившего человечество с помощью гончарного кру-га. Второй «специальностью» Хнума был контроль за разливами Нила, реки – кормилицы египтян.

В этом контексте становится понятна и просьба израильтян, переданная фараону через Моисея и Ааро-на разрешить им покинуть границы Египта для принесения жертв: забой священных для египтян жи-вотных неизбежно спровоцировал бы насилие.

Ожерелье «шебиу» и загадка колесницы

Кроме неприятия совместных трапез с иноземцами, в Торе подробно описан еще один обычай эпохи Нового царства – награждение при назначении на должность.

Сцена награждения

Сцена награждения

Еще в Древнем царстве, в эпоху строительства пирамид, свежеиспеченный сановник вместе с новой должностью получал от фараона разнообразные ценные дары. Это могла быть роскошная гробница и богатый погребальный инвентарь (в Древнем Египте такие подарки считались не только уместными, но и желанными), предметы из золота (в том числе украшения), нарядная одежда из тонкого полотна, поместья. А позже, в эпоху Нового царства, появился обычай награждения так называемым «золотом восхваления» или «золотом почести». Оно представляло собой несколько видов особых наградных украшений, наиболее распространенным из которых было «шебиу» - ожерелье из нескольких рядов дисковидных бусин. Кроме шебиу награжденный получал особые парные и одинарные золотые брас-леты и нарядные золотые диадемы (головные повязки). Эти золотые украшения дарили лишь прибли-женным к царю особам, по его собственному выбору. Их формальный социальный статус при этом не имел значения. По мнению Н. Щупак, «золотая цепь», подаренная фараоном Йосефу (Берешит 41:42) – то самое наградное ожерелье «шебиу». Как мы помним, другими дарами фараона своему новому при-ближенному стали золотой перстень и одежды из виссона. Востоковед Сюзанна Биндер считает, что упомянутый в Торе золотой перстень символизировал новое положение Йосефа, ставшего хранителем царской печати.

Насколько можно судить по дошедшим до нас надписям и изображениям, церемония награждения не ограничивалась «озлащением» счастливчика. Это было красочное действо, состоявшее из четырех эта-пов. Вначале свежеиспеченный сановник представал перед царем, затем его награждали ожерельем «шебиу» и другими ценными золотыми украшениями. Затем герой торжества покидал зал дворца, где проходила церемония. Завершающим этапом было триумфальное возвращение домой, где семья и слуги награжденного встречали его ликующими возгласами, песнями и танцами.

Домой награжденный возвращался на колеснице (этот обычай впервые зафиксирован в эпоху фараона-реформатора Эхнатона из XVIII династии и продолжал практиковаться при Рамессидах). Так произо-шло и с Йосефом (Берешит 41:43). По мнению С. Биндер, речь шла о распространенной в эту эпоху двухместной колеснице (обычно это место в Торе переводится как «колесница наместника», т. е. «вто-рого (после царя)», а не «двухместная колесница»). Изображения таких колесниц (например, широко известное изображение Нефертити и Эхнатона, едущих вместе на колеснице, где остается еще место для их маленькой дочери) встречаются в эту эпоху наряду с изображениями одноместных, которыми правит сам «пассажир». Учитывая, что Йосеф, в отличие от фараона и египетских аристократов, не обучался в юности искусству колесничего, вполне резонно предположить, что колесница, на которой он с триумфом возвращался домой после церемонии награждения, была рассчитана на двоих, и ею пра-вил возница.

«Дармовые яства» в Доме Рамсеса

Один из наиболее запоминающихся мотивов книги Бемидбар – жалобы евреев, подстрекаемых «сбродом», на приевшийся ман и, по контрасту – ностальгия по якобы дармовым египетским деликатесам.

«А сброд, который среди них, стал проявлять прихоти, и снова заплакали сыны Израиля, и сказали: «Кто накормит нас мясом? Помним мы рыбу, которую ели в Египте даром, огурцы и дыни, и зелень, и лук, и чеснок. А теперь душа наша иссохла, и нет ничего, кроме мана этого, что перед глазами наши-ми!» ( Бемидбар, 11:5-6)

В 20-й главе народ вновь упрекает Моисея и Аарона:
«Зачем вывели вы нас из Египта? Чтобы привести нас в это дурное место, место, лишенное посева, и смоковниц, и и винограда, и гранатов? Да и воды нет для питья» (Бемидбар 20:5).

Прихотливый «сброд», как мы помним из самого текста Торы и комментариев, это этнические египтяне и представители других народов, бежавшие из Египта вместе с евреями от страха перед Десятью казнями. Нельзя ли найти в их жалобах намек на исторические реалии эпохи Рамессидов, которой значи-тельная часть библеистов датирует Исход? По мнению профессора Щупак, это не только возможно, но и дает вполне конкретную географическую привязку. Список перечисляемых «прихотливым сбродом» «дармовых» разносолов представляет собой практически дословную цитату из благодарственного гимна, написанного во славу великолепной столицы Рамессидов – Пер-Рамсес (Пи-Рамсес).

Пер-Рамсес в Египте

Согласно тексту Торы, порабощенные евреи строили «города-хранилища Питом и Рамсес» (Шмот, 1:11), а позже сообщается, что народ Израиля начал путь в Суккот из Рамесеса (Шмот, 12:37). Археологические открытия последних лет подтверждают давнюю догадку египтологов о том, что Рамсес, упомянутый в Торе – это Пер-Рамсес (Дом Рамсеса), знаменитая столица фараона XIX династии Рамсеса II (Великого).

Пер-Рамсес был построен Рамсесом Великим на месте древней столицы гиксосов, города Аварис. Еще отец Рамсеса, Сети II, построил там царский дворец. При Рамсесе же возрожденная столица преврати-лась в один из самых известных и процветающих ближневосточных городов той эпохи. Рамсес II перестроил отцовский дворец. При следующих Рамессидах город продолжал разрастаться. Рамсес III, по-строил собственный хорошо укрепленный дворец, при котором находились вместительные продоволь-ственные склады, упомянутые в Папирусе Анастаси. Согласно Нили Щупак, склады припасов Пер-Рамсеса и были тем самым «городом припасов», описанным в книге Шмот. Столицу украшали пре-красные сады и водоемы для водоплавающих птиц и рыбы.

По мнению Н. Щупак, фараон, возвысивший Йосефа, предлагая ему поселить отца и братьев в «лучшем месте страны», подразумевал именно Пер-Рамсес, существовавший уже в его эпоху (Берешит, 47:6).

Богатство рамессидской столицы отмечалось в гимнах. Один из них воспевает город, «полный запасов и пищи на каждый день, рыба в прудах его, птица – на озерах. Луга его покрыты травой... пески его изобилуют дынями», а его корабли «ежедневно отплывают и возвращаются, поставляя пищу». Текст гимна перечисляет имевшиеся в городе в избытке «лук и лук-порей для еды, и салат-латук в садах, гра-наты, яблоки, оливки, инжир, сладкое вино».

В заключение следует отметить, что сам термин «фараон» («пар'о» на иврите), которым мы сегодня привычно называем царей Древнего Египта, появился (и был зафиксирован в Торе еще в эпизодах о пу-тешествиях Авраама и Сары) именно в эпоху Нового царства. Буквально он означал «Большой Дом» («дворец» или «обладатель дворца»). Постепенно он превратился в официальный титул и стал восприниматься как что-то наподобие «Его величество». Первая часть названия города Пер-Рамсес происходит от того же корня «ПР» («дом»). Хотя Тора не называет имен ни одного из по крайней мере трех фараонов, участвующих в описанных в ней событиях, сам термин «Пар'о, царь Египетский» в сочетании с деталями, характерными для Нового царства позволяет датировать описанные в Торе события именно этой эпохой, а помянутые в Торе топонимы – отнести их к эпохе Рамессидов.

Элишева Яновская