Сначала я ничего не хотел дописывать, только опубликовать письмо, которое Алкина мама в эвакуации получила от подруги, посетившей их родное белорусское местечко Черею сразу после его освобождения осенью 1944 года. Но все же что-то нужно сказать, объяснить.

Черея 

Только честно: кто из вас слышал о таком месте на карте необъятной бывшей? Между тем, это местечко Витебской области, вполне себе достопримечательное. Первое письменное упоминание о Черее от 1066 года. На пути из варяг в греки. И была она столицей Черейского княжества. Потом, конечно, ходила по рукам – от литовцев к русским, потом к полякам и наконец, при втором разделе Речи Посполитой, в состав Российской империи. Там, рядышком, даже битвы были – в 1812 году. «Генерал от кавалерии Граф Витгенштейн, от 24 ноября 1812 года, из местечка Череи доносит следующее: 24 ноября 1812 года наш авангард настиг арьергард корпуса маршала Виктора - Ваше Императорское Величество, усмотреть изволите, что неприятеля тесним мы с трех сторон: сзади преследует Генерал Граф Платов, я действую во фланге, а Адмирал Чичагов должен его у Борисова встретить».

В общем, к приходу Советской власти в местечке, внутри черты оседлости, проживало около 3000 человек, больше половины – евреи. Алкин дед умер в сороковом, оставив жену Фруму и трех младших, погодков 10, 9 и 8 лет – Хая Сора, Велвел и Раечка. Старшие еще до войны разъехались – Маша вышла замуж за военного, Гришу призвали в армию, и к тому времени он уже учился в Артиллерийском училище, и Броня, Алкина мама, она уехала учиться в институт в Ленинград.

Пятого июля, через две недели после начала войны, в местечко уже вошли немцы и начался ад. Поскольку евреи жили компактно, то это и стало гетто. Не выжил никто. Уцелели только те, кто был в армии или еще до войны уехал учиться в столицы. Я не хочу ничего добавлять от себя, но, пожалуйста, прочитайте это письмо.

Я полагаю, что писчей бумаги в местечке просто не нашлось, письмо написано на каком-то документе из немецкой комендатуры, между печатных строк, и, по случайности, этот немецкий текст от 4 марта 1942 – это дата «акции». Видимо, этот документ имеет прямое отношение к уничтожению гетто. Все как положено – число, подпись, печать. Читайте....

То самое письмо.

Письмо подруги
Здравствуй, дорогая Броня. Как видишь, я в родной Черее. Она стала для меня и для всех нас уже не родной – чужой, Броня. Дорогая, ты бы знала все горе, которое мне сейчас приходится переживать. Я ведь из Ижевского института перешла в Минский, но в Минский восстанавливается, занятия начнутся только 1 ноября. Имея свободный месяц, я решила подъехать в Черею, можно сказать подойти, ибо мне пришлось 47 км идти пешком. А спросишь, для чего? Чтобы разжечь наши большие наболевшие раны. Какую радость я могла здесь встретить? После трех с половиной лет. А разве мы думали об этом? Когда я подходила к Черее, легче было бы живой сойти в гроб. Я не знала, с какой стороны подойти к ней, ибо в Черее одни развалины. Старалась ни на что не смотреть и, как назло, мне бросился в глаза наш дом. Ты даже не можешь себе представить – еду одна, к кому, к чему? Зашла к Варе. Ну, я очень благодарна им – приняли меня, как родную дочь, оставили жить до занятий.

Вот уже который день я думаю о смерти наших родных, об их мучениях, издевательствах. Я сама не знаю, как это может перенести человеческое сердце. А главное – подумать, что они погибли от варварских рук своих же черейских соседей, которые продались немцам, стали полицейскими. Как Гнесь, ваш сосед и Алесь (жил около сельсовета). Броня, ты бы знала... Все подробности их смерти не передать в письме. Думаю, что встретимся когда-нибудь. Тебе даже нисколько не советую больше побывать в Черее, как это сделала я.

Ты даже не узнаешь то место, где стоял ваш дом. Я не знаю, какими судьбами наш дом остался.  До нашего дома тащили Добсе-Сосю с сестрой. Добсе-Сосю утопили живую в колодце около Цивы. Мою маму (она пыталась бежать), ее ранили, их поймали привезли к Яме и всех застрелили. Ваши спрятались в каком-то сарае, но Гнесь нашел их. Они просили их не трогать, а он их погнал к яме. Все погибли, все наши девушки погибли. Как подумаешь, что одна осталось из всех наших девчат. Дору, Иду, Риву обесчестили, все погибли. Над ними издевались, мужчин запрягали в телеге, лежачих топтали, их ложили в ряд и из автоматов стреляли. Бросили в одну яму и оставили так. На следующий год нашу эту яму закрыли. Наши враги воспользовались этим, снимали с трупов тряпки, с наших матерей снимали платки. На следующий день они лежали в яме с голыми головами.    Не знаю дорогая, в письме трудно поделиться. Сейчас я переживаю такое трудное время, и я совершенно одна. Хотя бы было кому морально поддержать.

Что ты, дорогая? Мы должны друг друга поддерживать, крепиться, ведь наша такая судьба. Нам, видно, суждено жить так, придется жить, хоть наша жизнь отравлена навеки.

Ида пишет, что хочет подъехать в Черею. Гитя Т. в Брянске, Борис М. на фронте. Ну, больше ни о ком не знаю, да и не интересует, ибо можно всех понять. Жалко всех девчат, Иру, Валю Пулимову – очень многих послали в Германию. Свой дом я пока сдала в аренду, потом подожду и продам, что будет моя последняя поездка в Черею. Нужно нам ее забывать.

Обо мне уже были сложены легенды, что я погибла. Явилась сюда, как с того света, и принесла много горя новым хозяевам моего дома. Я ведь «маленькая Хозяйка большого дома». Горько и обидно – мне одной нужно оплакивать всех. Броня, напиши мне все подробности, кого мы еще имели. Кто нас будет жалеть, если не мы друг друга?

Пиши мне на Минск до востребования Почтамт. Капелюш СА. Отсюда я скоро уеду. Ну, пока, крепко целую.

Фрума, мама Брони, погибшая в Череях

Уцелевшие. Броня и ее брат Гриша. Фото сделано сразу после войны. Из семейного архива

Уцелевшие сестры – Броня и Маша – с маленькой Аллой. Из семейного архива 

Уцелевшие. Маша с мужем Абрамом. Он стал полковником в 44 года. Из семейного архива

P.S. Добавлю только то, что удалось найти по Черейской трагедии в разных источниках в сети 

«В ночь с 4 на 5 марта 1942 года Черею тихо окружил немецкий карательный отряд с пулеметами и автоматами. На рассвете 5 марта всем евреям приказали собраться в одном месте. Поняв, для чего собирают, многие бросились бежать в поле, где были застрелены оцеплением. Немцы и полицаи пошли по деревне, проверяя дома, чердаки и сараи. В доме Шлемы Капелюша нашли двух маленьких детей, которых немецкий офицер убил на месте: «По одному, на вытянутой вперед руке, он поднимал их за рубашонки вверх, выстрел из револьвера в голову – и жертва отбрасывалась в сторону…».

Остатки еврейского кладбища Череи. Из сети

К вечеру бегство евреев было остановлено, и стрельба прекратилась. В это время все оставшиеся евреи были уже загнаны в бывший сельсовет – большой пустующий дом с окнами, забитыми досками, рядом с полицейской управой. Сколько там оказалось людей, неизвестно, потому что в Черее, кроме местных евреев, были и сумевшие спастись от расстрелов в Чашниках, Лукомле и других местечках. Людей запихали столько, что никто не мог сесть, и все стояли, прижатые друг к другу. С улицы раздался крик: «Бей жидов!», и по окнам стали стрелять из автоматов. Стоял крик, падали раненые и мертвые.

Черея. Здание бывшей синагоги. Из сети

Недалеко на улице, за церковью, полицаи увидели несколько старых евреев и забили их прикладами винтовок. Затем каратели построили евреев в две колонны. Под усиленным конвоем немецких солдат и полицейских одну колонну отвели к силосной яме колхоза «Колос», а вторую – к выкопанной заранее яме у болота на другом конце деревни. Евреев заставляли группами по десять человек спускаться вниз, расстреливали из пулеметов и гнали вниз следующую группу. Вокруг обоих мест массовых убийств на возвышенностях были заранее размещены пулеметчики, которые расстреливали всех пытающихся бежать. У Симона Гольдберга перед расстрелом на глазах родителей изнасиловали двух дочерей.

После того, как в этой «акции» все евреи – около 800 человек – были убиты, немцы и полицаи тщательно обыскивали Черею и соседние деревни в поисках спрятавшихся. Например, в деревне Вал нашли семью Шмуйла Когана и застрелили его с женой и дочкой, но два его сына смогли бежать и воевали потом в партизанах. В деревне Болюта нашли семью Слеймы Гуревича и убили их всех. Обнаружили в лесу и расстреляли Берку Кремера с женой и дочкой — а сын сумел уйти, воевал потом в Красной армии и погиб на фронте.

Мародеры забрали из еврейских домов все, что можно было вынести. В поисках ценностей ломались печи, трубы и полы. По местечку бегали собаки с отгрызенными у убитых евреев ногами и руками. Маленькие тела убитых детей, родственников московского профессора Капелюша, приехавших на каникулы в деревню, собаки съели целиком».

Мемориал на месте захоронения погибших