Сима Мордуховна (в девичестве Зеликман) прожила долгую жизнь и умерла в возрасте 104 лет в Израиле. О том, как ей удалось выжить в минском гетто, рассказал нам ее племянник – Марк Аронович Зеликман.

Бегство

На 22 июня 1941 года власти Минска назначили торжественное открытие искусственного Комсомольского озера, образованного плотиной на реке Свислочь. Сима Зеликман и Гриша Богин поженились полтора года назад и, как и многие горожане, собрались в выходной день отправиться в Сторожевку наблюдать пуск воды. Митинг должен был начаться в 12 часов дня. К полудню здесь собралось множество народу. Минчане в приподнятом настроении ждали торжественного открытия. Вместо этого прозвучала речь Молотова о начале войны. Не успели потрясенные жители разойтись по домам, как на город упали первые немецкие бомбы. Следующие два дня Минск бомбили беспрерывно, а 24 июня на окраинах появились первые немецкие мотоциклисты.

На седьмой день войны столица Белоруссии была полностью занята фашистскими войсками. О плановой эвакуации жителей не могло быть и речи. Некоторым счастливчикам удалось сесть в последние поезда, кому-то запрыгнуть в товарные вагоны или в автомашины, но таких были единицы.

24 июня рано утром на семейный совет собрались Сима с Гришей, его родители и сестры Симы - Ида и Мера с 14-летним сыном Мулей (Эммануилом).

Слева направо: Ида, Гриша (муж Симы), Сима, Мера, муж Меры. 1937 год

Решили, взяв только самое необходимое в заплечные мешки, идти пешком в сторону Москвы. Пожилые Гришины родители отказались, поэтому вышли впятером. Днем из-за бомбежек передвигаться было невозможно, поэтому шли разрозненной колонной по ночам, а днем укрывались в стогах или в лесу. Народу было, как на демонстрации. Через два дня оказались в колхозе, разместились кто в свинарнике, кто на конюшне, кто в сарае с сеном. Там как раз проходила линия фронта. Только расположились, как появилась колонна военных на мотоциклах. Это был немецкий десант. Началась стрельба с обеих сторон, народ в панике ложился на пол, пули свистели над головой. Немцы перерезали шоссе Минск-Москва, и идти стало некуда. Люди вынуждены были повернуть назад в Минск.

Семья Зеликман

Дедушка Симы, Гилель-Давид Зеликман, родом из Виленской губернии, он был раввином, преподавал в ешиве.

Гилель-Давид Зеликман

Его свадьба с Рохл-Ханой-Ривкой была ранней: жениху всего 17, а невесте едва исполнилось 13 лет. У уважаемой четы родилось четверо детей.

Один из их сыновей Мордух и его жена Фейга и были родителями сестер Симы, Иды и Меры. Всего у них родилось пятеро детей.

Мордух Зеликман

Мордух Зеликман трудился рабочим на колбасной фабрике, Фейга занималась детьми и хозяйством.

Слева направо: Фейга, Мордух и их дети: Ида, Люба, Арон и маленькая Мера. 1909 год. Сима родится через 4 года

Фейга была крупной кареглазой женщиной, в отличие от своего светлоглазого и светловолосого супруга. Его гены передались младшей дочери Симе, которая внешне была похожа на русскую или белоруску, что помогло ей выжить.

Семья Зеликман в полном составе.1926 год

Мордух и Фейга умерли еще в 30-годы, старшая их дочь Люба с мужем Бенцианом и дочерью уехали из Минска задолго до войны, а сын Арон в 1928 году с женой и ребенком в поисках работы оказался в Ленинграде.

Так к началу войны в Минске из большой семьи остались только три сестры. Муж одной из них, Меры, сгинул в сталинских лагерях еще в 1938.

Брат и сестры Зеликман: Арон, Ида, Мера, Люба и Сима (Надя). 1921 год

Ни могил, ни следов...

Вернувшись 27 июня в Минск, семья застала жуткую картину: город горел, вперемешку валялись трупы лошадей и людей. Добрались до своего дома. К счастью, он был цел, а соседний сгорел. Но ни стекол, ни оконных рам не осталось, все это вылетело от бомбежек.

Через четыре дня новые власти объявили приказ по городу: все евреи должны носить на одежде желтый знак, а затем переселиться в гетто. Был определен квартал около старого еврейского кладбища, куда должны были заселиться евреи в освобожденные от местных жителей дома. Евреев уплотняли по несколько семей в одну комнату, а переселенные русские и белорусы размещались в их квартирах с большим комфортом. Вскоре вышел новый приказ, всем мужчинам предписывалось прийти в комендатуру на регистрацию. Оттуда их увезли в концлагерь в Дрозды в трех километрах от Минска в бывшем совхозе имени Крупской. Туда, кроме евреев, привезли много военнопленных красноармейцев. В лагере скопилось несколько тысяч человек. Сима каждый день ходила навещать своего мужа, носила в основном воду, поскольку продуктов и у самих не было. Прошло чуть больше недели, и, когда в один из дней жены, сестры, матери пришли в очередной раз, то никого из близких не нашли. Накануне ночью фашисты вывезли пленников на полигон и всех расстреляли. Ни могил, ни следов...

Не буду рисковать из-за тебя

Через несколько дней всех оставшихся евреев переселили в гетто. Каждый день гнали на работы по расчистке города. 7 ноября в гетто произошел первый погром: на одной из улиц полицаи – в основном литовцы и украинцы – заходили в каждый дом и расстреливали всех, кто попадался на пути.

Сима побежала на старую коммунальную квартиру, в которой жили еще двое соседей. Светлоглазая светловолосая молодая женщина совершенно не походила на еврейку. В доме было дровяное отопление и, когда Сима уходила в гетто, в их сарае было полно дров. Она попросила соседку:

– Я залезу за дрова, а вы меня закройте с этой стороны.

– Не буду рисковать своей семьей из-за тебя, – отказалась та.

Деваться было некуда, и Сима вернулась обратно в гетто.

Мера с сыном Мулей. 1935 г.

Как Сима Зеликман стала Надеждой Кузнецовой

Наступил голод. Пайков никаких, продуктов не давали. Стали менять вещи. К проволоке подходили русские и выменивали вещи на еду. Например, кто-то вынес швейную машинку и сумел ее обменять на две буханки хлеба.

Следующий погром был 20-го ноября. Все это время Сима искала, где спрятаться, но ничего не удавалось.

А потом Сима вспомнила про свою приятельницу, которая была замужем за русским парнем, художником. И тот не подвел – раздобыл чей-то старый паспорт, переделал фамилию, вклеил фотокарточку, потом создал такой эффект, как будто бы паспорт попал в воду и чернила растеклись. Так Сима Мордуховна Зеликман на всю оставшуюся жизнь стала Надеждой Михайловной Кузнецовой.

На поезде от смерти

В апреле погибла Мера.

Мера с женой брата Арона. 1930 г.

Она пошла навестить родных ее мужа там же, в гетто. И та улица попала в список погромов. Сима с Идой и сын Меры Муля в это время были дома и остались живы, а Мера погибла. Все это время Сима искала пути спасения. Тот же знакомый художник сделал Иде и Муле новые паспорта.

Ида Зеликман. 1939 г.

Нашли человека, который за деньги вывозил в другой город. Он работал машинистом на железной дороге между Минском и Барановичами. Первыми он вывез Иду с мальчиком на станцию Городея в 100 километрах от Минска. Они прожили там всего месяц, попали в облаву и погибли.

Двоюродные братья. Муля, сын Меры - посередине. 1935 г.

Сима-Надя ждала, когда будет возможен следующий рейс. Наконец, в Минск пришел вагон с лошадьми. Их выгрузили, а в порожняк машинист посадил девушку и запер снаружи. Всю дорога Сима тряслась, что он не откроет двери или сдаст ее властям. Вообще такие поездки для минчанок были обычной историей. В самом Минске продукты давно закончились, поэтому ездили выменивать их на вещи в Западную Белоруссию. Пассажирского сообщения не было, шли только военные составы. В такой посадили и Симу. Сам этот знакомый был помощником у машиниста немца. Тот, конечно, не знал, какого пассажира везет. В 4 часа утра открылась дверь вагона и девушка вышла в темноту.

Чи то правда, шо ты жидовка?

До утра Сима просидела на станции, дрожа от холода. А с рассветом пошла по тому же адресу, куда отправились Ида с Мулей. Там она аккуратно затеяла разговор как минчанка, приехавшая менять вещи на еду. Тогда и узнала, что недавно случился очередной погром. Все, кто был из евреев, погибли, в том числе и приехавшие из города, они тоже попали в облаву. Под видом спекулянтки Сима отправилась в ближайшую деревню и зашла в дом к вполне зажиточному крестьянину. Рассказала легенду о том, что она беженка, дом сгорел во время бомбежки, семья погибла. Попросилась переночевать. Наутро хозяин предложил ей работу нянькой при новорожденном ребенке в соседнем селе у родственников. Надежда, как она стала себя называть, с радостью согласилась. От приезжих из Минска старалась прятаться, но однажды один из них ее узнал и шепнул хозяину. Тот ничего не сказал, но решил проверить.

Приближалось Рождество. В деревнях было принято накануне устраивать такой большой праздничный ужин вечером - справлять «кутью». Местность эта раньше входила в состав Польши.

И вот хозяин говорит:

– Знаешь что, пани Надя, мы сегодня идем в гости к родным на кутью, и ты пойдешь с нами.

Сима знала, что надо будет и креститься и молиться. Ответила:

– А что я там буду делать? Я ведь неверующая, комсомолка, я не привыкла к этим праздникам, у нас такого не было.

А он:

– Нет-нет, пойдешь, пойдешь...

Делать нечего. Собралось человек сорок родни всякой деревенской. Они молятся и крестятся, а Сима даже не знала, как правильно это делать. Девушка посмотрела на одного, на другого и стала повторять их движения.

Когда поздно вечером возвращались назад, пьяненький хозяин так по плечу похлопал и говорит:

- А ведаешь, пани Надя, чи то правда, шо ты жидовка?

Сима обомлела:

– Что вы, Владимир, что вы говорите? Ведь если кто услышит, это же...

– Ни-ни, я никому не скажу. Но ты скажи правду: ты жидовка?

- Конечно, это неправда, но если вы будете сомневаться и спрашивать, немцы долго думать не будут...

– Не-не, я не скажу никому ничего.

Но Сима поняла, что оттуда надо убираться как можно скорей.

Шей чехлы!

Сима-Надежда вернулась в Минск. Возле станции стояли дома железнодорожников. В один из них она постучала, и добрая хозяйка оставила Симу у себя ночевать. Пришлось снова рассказать выдуманную легенду. Семья отнеслась с сочувствием и предложила пожить у них. Ее муж – бывший начальник товарной станции с армией ушел из Минска, попал в окружение и сумел вернуться домой. Переночевав у них несколько дней, Сима задумалась, как жить дальше и опять начала ездить по маршруту Минск – Городея. Покупала продукты в деревнях и продавала в Минске.

Однажды на товарной станции Сима попала в облаву. Задержанных отвезли в гестапо. На допросе немцы выясняли, что девушка делала на железной дороге, подозревали в шпионаже. Посадили в подвал, где было человек 10 в маленькой комнатушке. В камере ни клочка, ни подстелить что-нибудь, даже соломы не было, чтобы сесть или укрыться, сидели на голом полу. А ночью в темноте крысы прямо по телам прыгали.

Симу держали в этой камере три дня, периодически выводили наверх и требовали признания, что она шпионка.

В отчаянии она сказала, что портниха, живет тем, что шьет людям. Ее привели в комнату, посадили огромную злобную собаку у входа, принесли целый рулон ткани и четыре большущих немецких чемодана. Показали на швейную машинку и приказали:

– Если ты правда портниха, то шей чехлы!

Никакой портнихой Сима не была, но все же как-то сообразила и за два дня сшила четыре чехла. Следующей ночью ее освободили.

Опасный раненый

Сима устроилась в железнодорожную больницу санитаркой. Однажды, когда советские самолеты бомбили железную дорогу, было ранено несколько русских железнодорожников, обслуживавших товарное депо. Их привезли в эту больницу, и один из раненых ее узнал. К счастью, этот человек пролежал пару дней и никому ничего не сказал. Шел уже 1944 год. Надя проработала в госпитале до самого освобождения Минска.

Открытка от брата

Город освободили, но Надежде опять некуда было податься: ни кола ни двора, все минские родственники погибли. Пробовала разыскивать семью брата Арона и сестры Любы, но безуспешно. В Минске все было разрушено. Для поиска корреспонденции выделили участок, куда сваливали письма людей, разыскивающих своих родных. И вот в один прекрасный день Надя нашла там открытку от Арона! Он обращался к незнакомым людям с вопросом, может, кто-то знает, где Сима Зеликман.

Пришлось доказывать свое еврейство

В 1946 году Надя приехала к брату в Ленинград, но через несколько лет вернулась в Минск. Там в начале 60-х она снова вышла замуж. С мужем Семеном Израилевичем Гриншпаном, подполковником в отставке, они жили счастливо до его смерти в январе 1990.

Сима (Надя) с мужем Семеном. 1960 г.

В конце того же года Сима-Надежда вместе с семьей племянницы (дочери сестры Любы) уехала в Израиль. Не хотела снова оставаться одна. К тому же, в Израиль еще в 1977 году переехала семья Полины, дочки ее мужа Семена, детям которой тетя Надя стала любящей бабушкой.

Минская родня: справа внизу - Семен, над ним Сима (Надя). 1965 г.

Когда она оформляла документы на репатриацию, пришлось приложить все усилия, чтобы доказать свое еврейское происхождение в суде – ведь все документы в Минске во время войны пропали.

Марк Аронович Зеликман со своей тетей Симой (Надеждой) Зеликман (Кузнецовой). (Он сын брата Симы – Арона). Израиль. 2015 г.

Выражаем сердечную благодарность Марку Ароновичу Зеликману за предоставленные материалы.

Елена Севенард