Гете описал 36 драматических ситуаций на сцене. Могу добавить из своей практики. Работал я тогда на Ленинградской Южной ТЭЦ начальником смены станции.

Нас было четверо НСС по числу смен и еще один, пятый — старший НСС, что выражалось в плюс пять рэ к его окладу. Он в смену не ходил, был членом партбюро и еще писал отчеты и подменял отпускников.

Парторг, профорг да комсорг И вот перестройка.

И с ней всякие новые веяния, в частности, аттестация рабочих мест. Полезная, в общем-то, вещь, если честно и с умом. Но... Прошел слушок, что в рамках интенсификации сократят эту бессмысленную должность — старший НСС.

Назначили всем даты аттестации. А здесь нужно заметить, что электростанция — это сложное высокотехнологичное производство, и инженер там — важная функция. А кто в комиссии? Кроме твоего начальника, это директор — надутый партийный функционер, его зам по ОХЧ, кадровик, штатная гэбистка из 1-го отдела, парторг, профорг да комсорг — бойкая пэтэушница. А порядок был такой: твой босс пишет на тебя серьезную характеристику, с которой тебя должны ознакомить за две недели до, чтобы ты мог подготовиться. И потом ЭТО обсуждается комиссией.

«Не лезь в орденоносцы, Михаил Гаврилыч!»

Мне мою характеристику дали подписать за пять минут до начала, когда я уже сидел в приемной директора. Вынес ее зам главного по эксплуатации Писковацков. Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, какую подлянку мне приготовили мои начальники — старший НСС Мартыненко и этот самый Писковацков. Расчет прост — убрать меня с должности на случай, если место старшего НСС сократят. Тогда Мартыненко просто и безболезненно пересядет на мой стул. Почему именно я? Тоже понятно: единственный еврей на смене, беспартийный, не блатной. Я сказал Писковацкову: «Что же вы делаете? Это гнусно. Я не подпишу». Но он взял меня за пуговицу, приблизил лицо и говорит: «Не лезь в орденоносцы, Михал Гаврилыч».

Тут нужно объяснить, что моя смена уже годами, по десять месяцев в году, держала первое место в соревновании и сгребала все возможные премии за единственно важные, на самом деле, показатели — экономию топлива и безаварийность. Такой уж я ушлый. Или умный. Ну, не важно.

 Михаил Цойреф с семьей. 1989 г.

«Еврей, беспартийный...»

Вызвали, Захожу внутрь, сажусь на «скамью подсудимых». Начальник отдела кадров монотонно зачитывает мою характеристику: «Цойреф Михаил ГавриЍлович, еврей, беспартийный, высшее... (с каждым словом моя голова опускается все ниже)... не проводит подведение итогов соцсоревнования, протоколы собраний сочиняет задним числом (вод ведь кто-то настучал!), три года не проводит со сменой занятия в школе коммунистического труда, не ведет политинформации, уклоняется от участия в расширенных собраниях коллектива... (что правда то правда!)». И ни слова по существу. Ни про безаварийность, ни про экономию топлива — все продумано, чтобы завести нашего директора — чинушу. А заканчивает начальство словами: «Занимаемой должности соответствует, но с испытательным сроком в полгода и последующей переаттестацией». Ну все, это конец. На моей должности я и дня не проработаю без нарушения каких-нибудь инструкций!

«Это кто здесь решает?!»

И тут... Директор, который до этого момента рассеяно слушал, рисуя что-то на бумажке, как вскочит с места, как вырвет лист с характеристикой из рук кадровика, да как заорет: «Это кто здесь решил, чему он соответствует? Это Я решаю, кто и чему соответствует!» И ручкой, так, что рвется бумага, зачеркивает последнюю фразу.

Смотрю, Мартыненко и Писковацков аж пригнулись, спрятались за комсорга, помалкивают. А директор взял себя в руки и сменил тон: «Михал Гаврилыч, мы тут все знаем о ваших успехах в социалистическом соревновании. Гордимся. Так держать! Благодаря вам ТЭЦ получила переходящее знамя за показатели по экономии топлива. А мелкие недочеты в орг. работе, мы уверены, вы сумеете поправить. Ну, что же, товарищи, я считаю, что Михал Гаврилыч отлично справляется с обязанностями и, на мой взгляд, мы можем поощрить его добавкой к окладу 5 рублей!» Тут он бросает злобный взгляд в сторону притихших Мартыненко и Писковацкова, подходит и пожимает мне руку.

А вот так. Нечего было мне яму рыть!
Ну в самом деле, какой директор потерпит, чтобы вмешивались в его область — кадровые вопросы?

P.S. Этим дело не кончилось. Через короткое время я действительно получил — не орден, конечно, но нагрудный знак «За безупречную работу».