Примерно за полгода до подачи документов в Израиль я сделал ремонт в своей большой сталинской квартире на Свеаборгской. По принципу: надо жить, как будто ты никуда не собираешься. Я знаю таких «хухемов» (умников - ред.), я не первый. Когда втягиваешься в это дело, то хочется уже, чтобы все и правда было сделано красиво. Поэтому я доставал какие-то дорогущие обои, плитку, чешские смесители и даже голубой финский унитаз. (Прошу не смеяться - на дворе стоял 1988-й год). Короче, к моменту подачи квартира сияла и еще пованивала краской. По правилам, я должен был сдать освобождающуюся квартиру ЖЭКу и при необходимости сделать косметический ремонт. Ну, думал я, от этого-то я буду избавлен – хоть тут дурацкая затея с ремонтом себя оправдает!

Те самые розовые обои

Короче, к визиту техника Степановой из ЖЭКа я серьезно не относился. Пришла. Раздеться отказалась. Чай тоже пить не стала. Средних лет, в мохеровом берете, лицо суровое. Молча обошла квартиру, что-то помечая в тетрадочке.

Говорю ей:

- Галина Васильна, у меня для вас пара сувениров...ваза вот хрустальная (тёщина, огроменная), стереоустановка «Вега» с магнитофоном «Маяк» - новье, муха не сидела, не обижайте отказом, от чистого сердца.

А она мне на это:

- Нееет, не возьму. Вы у меня за все заплатите!

- Но Галина Васильевна, квартира же только после ремонта, вот еще и краской пахнет, обои-то гляньте какие...

А она мне отвечает:

- Вы что же думаете, после ВАС тут люди жить будут?

Как-то даже озадачило. Ведь никакой личной выгоды тетка с этого не имела. Наоборот! Вот он, Амалек. Такую не купишь, ей кишки твои нужны.

Однако деваться было некуда – оплатил я новый ремонт в ЖЭКе по их расценкам, хотя и ежику было понятно, что клеить свои обои поверх моих финских они точно не будут.

Отъездной порядок был такой: ключи оставляются доверенному лицу, которое, лицо, потом сдает их в ЖЭК.

«Лицом» я назначил приятеля своего Борьку Лившица – он из тех, что ехать не хотели, и во время Исхода, когда оставлялись квартиры, бросались дачи и библиотеки, у него как раз наступило время камни собирать. Он еще строил дачку где-то на 101-м километре, куда даже грузовик не мог проехать в дождь, и все у него шло в дело. Ну кто же позаботится о моей квартире лучше него? Ну там вторые рамы на парник, двери внутренние, смесители и прочее... А что? Ремонт я оплатил. Только одно условие у меня было - на стене в гостиной черной краской по нежно-розовым венгерским обоям крупно написать: «Ремонт оплачен, номер счета такой-то, по всем вопросам обращаться в ЖЭК к технику Степановой Г.В.»

Оставил Борьке новую малярную кисть и литр черной краски – хватит за глаза, еще и на дачу взять останется.

Лиговка forever

Я, когда женился в 1978-м, переехал к Алке на Лиговку, на четвертый этаж старинного доходного дома. Типичный такой петербургский дом с сумрачным двором-колодцем. Зато в центре и к работе близко.

Дом на Лиговке

Во вторую зиму случился потоп. Наверху, в мансарде художников, из-за оставленной на целый день форточки прорвало отопление, и горячая вода прошла через деревянные перекрытия аж до самого низу. Дом окутался облаком пара и мгновенно оброс инеем – этакое Берендеево царство. Воду-то отключили и остаток зимы грелись газом – зима выдалась суровая, зато дом «повело», и в арке цокольного этажа появились трещины в метровых стенах. И по дому поползли мутные слухи о возможном расселении. Соседи убеждали друг друга и сами себя, в том, что дом аварийный, опасный и жить в нем никак нельзя. Особенно суетился сосед снизу, живший прямо под нами, жизнерадостный, округлый и розовощекий пенсионер Иван Карлович Лемке. А уж когда племянница его невестки, служившая при исполкоме Фрунзенского района, шепнула, что в Купчино сдается новый дом, он и вовсе потерял покой.

Однажды, когда я отсыпался после ночной смены и в доме было тихо и пусто, я проснулся от толчков. Как будто статуя командора топала по квартире. Стены сотрясались от мощных ударов. Я вскочил и спросонья заметался по квартире босиком. Потом это случилось. Послышался грохот откуда-то со стороны туалета, я кинулся туда, толкнул дверь - и буквально повис над зияющей пропастью: пола не было. Одинокий унитаз нелепо висел в воздухе на черном чугунном патрубке от оголившегося стояка. А где-то внизу (потолки в старых петербургских домах ого-го), среди обломков деревянного перекрытия и штукатурки, в облаке пыли, задрав лицо, с добрейшей улыбкой стоял Иван Карлович. В майке. Розовое лицо, плешь, плечи были как пудрой засыпаны известкой. Он опирался на здоровенное бревно, которым видимо и бил в мой пол, справедливо полагая, что теперь-то уж точно дом признают аварийным...

Недели две жили вообще без пола в туалете. Потом из ЖЭКа пришли люди в грязных спецовках и унесли унитаз, расплескивая воду по коридору. А еще через несколько дней пришли другие, нетрезвые, и настелили новый пол из толстых досок.

А дом-таки расселили через четыре года после очередного разрыва труб отопления на чердаке в аномально холодную зиму 1984 года. Только вот бедный Иван Карлович не дожил. Скончался от удара годом раньше.

Об авторе

Михаил Цойреф – бывший ленинградец, выпускник Политеха. Работал в ГЭС на Обводном и на Южной ТЭЦ в Купчино. Совершил алию в январе 1990 г. Нашел работу на Тель-Авивской электростанции.

Дочь отслужила армии, внуки – сабры. Любит вспоминать ленинградское прошлое и с радостью делится воспоминаниями с нашими читателями.