1989, декабрь. Разрешение на выезд получено. Среди кучи дел и отвратительной бюрократии было все же и что-то приятное. Нужно было потратить немалые по тем временам деньги. Вся семья снималась — дача, квартиры, библиотеки и т.д. Вопрос, как потратить, особенно не стоял т.к. ничего все равно вывезти было нельзя. Да и ящиков было всего два.

Дача, превратившаяся в офорты

И тут-то настал мой звездный час. Я платонически любил живопись. Думаю, даже понимал в этом. И вот я ходил по художественным салонам, по мастерским художников. Тех, которых знал и любил еще по подпольным выставкам нонконформистского искусства. Ленинградский андеграунд. Абезгауз, Белкин, Тыкоцкий. Это было чудесное время. Я покупал, я дружил с ними. Я ощущал себя Третьяковым, этаким Саввой Морозовым.

Е. Тыкоцкий. Зонтик

Это ведь особый кайф — сидеть с ними на кухне, пить водку, говорить о живописи и выбирать. Не мечтать, что когда-нибудь, когда ты вырастешь большой, ты это сделаешь, а реально покупать картины. Притаскиваться домой в три ночи с новыми холстами. Помню, как мой папа, большой инженер, всю жизнь отработавший на серьезном производстве с тоской смотрел на то, как наша дача превращалась в папочку непонятных офортов.

Е. Тыкоцкий 1989

Скотч и японский нож

Там была еще одна проблема — разрешение министерства культуры на вывоз. Их так же давал художественный салон на Невском на свои картины. А поскольку я покупал у самих художников, в их мастерских, то художники доставали эти разрешения сами, такой был уговор — за них приходилось платить отдельно, зато бумаги были настоящие. Фактические! Броня!

Упаковщика я пригласил из Русского музея, настоящего профи — он принес диковинные по тем временам материалы: скотч, силикагель и японский нож. В общем красиво все сделал.

«Где взял?!»

Потом была проверка дальнего багажа в огромном ангаре ленинградской таможни. Дикие холода стояли в самом начале января 90-го.

Все перетрясли — каждую книгу перелистали, а их было немало. Думаю, что эта преувеличенная дотошность объяснялась тем, что незадолго до отъезда у меня в доме гостил школьный товарищ Володька Эйдельштейн, уехавший в Штаты еще в 78-м. Добрались до ящика с картинами. Их главный казалось, только этого и ждал. Распотрошили всю красивую упаковку, стали сличать каждую с документами. И тут он говорит:

— Так. Эти картины никогда не висели в художественном салоне. Где взял?

— Как где? Купил! В салоне. Вот же тут... квитанции, печати-подписи...

— Так. Садись и пиши где и что покупал, кому сколько платил. Кстати, что это за подпись «Н.К.» на картине?

— Это Николай Кононов.

— Да? А может это Никифор Коровин?

— Того Коровина звали Константин.

— На твоем месте я бы поменьше умничал, пиши давай. Груз арестован. 

Н. Кононов. Клетка

Вместо Средиземного — на Белом

Надо понимать, что это происходит в еще СССР, коммуняки у власти, и я у них в руках. И вместо ласкового Средиземного я вполне могу оказаться на суровом Белом.

Стало вдруг дико жарко. Я тупо сижу над чистым листом и от меня идет пар, хотя в ангаре около нуля. Их главный нетерпеливо ходит у меня за спиной. Астеник в очках, похожий на моего одноклассника Андрюху Смирнова, который если в столовой отходил на минутку, оставляя на столе компот, всегда говорил: «Компот не трогайте — у меня рот заразный». Я натурально впал в какое-то оцепенение.

Наконец «Смирнов» подходит и садится верхом на край стола ко мне лицом. И вдруг вынимает пистолет. Потом достает чистую тряпочку и начинает его протирать, передергивать. Пугает. Вот же шмок.

И тут мне неожиданно становится весело от этой дикой киношной ситуации.

В конце концов я точно знаю, что все бумажки настоящие — при мне художники получали их в Салоне. Просто кто-то с кем-то видимо не поделился. Я списываю с квитанций даты, цены и фамилии, пишу, что не знаю, какая такая салфетка — подковочка. Где взял, где взял — купил. Разбирайтесь между собой.
Он прочитал, спрятал в сейф и сказал: «Проверим. Если что, ты отсюда не уедешь».
Уехал.

Судьба картин

P.S. Я потом выяснил, что все картины, проданные через салон, в обязательном порядке имеют с тыльной стороны пропись: название-автор-холст-масло, чего у меня не было, поскольку я покупал их прямо в мастерских художников.

Е. Тыкоцкий. Окраина

Вполне возможно, что на меня стукнул сам упаковщик. Это только сейчас пришло мне в голову.

А картины... вскоре после приезда в Израиль я понес папку с офортами Е. Тыкоцкого и В. Герасименко с Пушкинской 10 в Иерусалимский музей (Музеон Исраэль). Они всерьез заинтересовались, вызвали своего фотографа, а потом предложили мне подарить эту коллекцию Музею, поскольку платить он не в состоянии, но охотно и с благодарностью примет пожертвование. Что же, когда-нибудь так и будет. А пока несколько работ ушли в Америку, сколько-то офортов продались здесь, а остальные радуют каждый раз, когда я вижу их у себя на стене.

Н. Кононов. Соседка

Е. Тыкоцкий. Прогулка

Е. Тыкоцкий. Странники

Е. Тыкоцкий

Об авторе

Михаил Цойреф — бывший ленинградец, выпускник Политеха. Работал в ГЭС на Обводном и на Южной ТЭЦ в Купчино. Совершил алию в январе 1990 г. Нашел работу на Тель-Авивской электростанции.

Дочь отслужила в армии, внуки — сабры. Любит вспоминать ленинградское прошлое и с радостью делится воспоминаниями с нашими читателями.