Историк Лев Лурье делится рассказами о своей маме - Ирине Ганелиной, кардиологе с мировым именем, создательнице первой в СССР кардиореанимации. 2 мая исполнилось 100 лет со дня ее рождения.

Ганелины и Богорады

Моя мама по отцовской линии Ганелина, а по материнской – Богорад. Это семья кронштадтских купцов первой гильдии. Мамин дед владел двумя кинематографами в Петербурге. Моя бабушка, мамина мама Лидия Соломоновна была буржуазной петербургской девушкой. Она окончила Коломенскую женскую гимназию, танцевала с юнкерами. А в 1918 начался голод и военный коммунизм, и Богорады неожиданно вспомнили, что они родом из местечка Сенно. Бабушка, прихватив свои шелковые и муаровые платья, отправилась туда, чтобы есть картошку. В местечке она встретила моего будущего деда, Ефима Ганелина. В кожаной куртке – стильный атрибут в те времена.

Возник малопредставимый союз между местечковым евреем и петербургской барышней.

Деда я помню плохо – он умер, когда мне было четыре года. Он был снабженцем, говорил с сильным еврейским акцентом и бесконечно любил свою томную красавицу жену.

Лидия Соломоновна, дочь купца первой гильдии, была лишенкой, и до принятия Сталинской конституции не могла получить высшее образование. Так и вышло, что в Первом медицинском она училась одновременно со своей дочерью – моей мамой. Бабушка стала врачом-педиатром, когда ей было уже около 40.

Знакомство родителей

Семья мамы была далека от политики. Бабушка всегда любила существующую власть, и мама росла вполне советской девушкой. Она окончила школу с золотой медалью, поступила в Первый медицинский и вместе с сокурсницами отправилась в санаторий в Сиверскую. Было это в 1939 или 1940 году. Там они повстречали компанию студентов-историков. Среди них был мой будущий отец – Яков Соломонович, сын знаменитого специалиста по античности – Соломона Яковлевича Лурье.

Медички и историки нашли общий язык. Брак моих родителей стал одним из результатов этого совместного отдыха.

Семья Лурье, в отличие от Ганелиных, была глубоко антисоветской. Яков расклеивал листовки против Финской войны, но не был пойман (что позволяет судить о квалификации тогдашнего НКВД).

Блокада

Началась война, папа пошел в народное ополчение, но был изгнан из-за очень плохого зрения. Он уехал преподавать историю в Сибирь. В 21 год защитил кандидатскую. Лидия Соломоновна ушла на фронт. А мама с дедушкой Ефимом, который стал администратором в военном госпитале, остались в блокадном Ленинграде.

К счастью, нам удалось записать воспоминания мамы, хоть она, как и все пережившие блокаду, рассказывала о ней неохотно. Мама навсегда запомнила ежедневный путь с угла Суворова и 9-й Советской до Каменного острова, где располагался госпиталь. По ее словам, чтобы было чуть легче идти, она старалась держать перед глазами какой-то ориентир. Идущий впереди человек для этого не подходил – в любую секунду он мог упасть и умереть. Поэтому мама искала взглядом, скажем, минарет Соборной Мечети. Мама проработала в госпитале медсестрой до весны 1942 года. А потом часть Первого меда была эвакуирована на Северный Кавказ, где, как известно, все студенты-евреи погибли, а часть – в Среднюю Азию, мама среди них. Завершила образование в Ташкенте, вернулась через Москву в Ленинград и поселилась вместе с Яковом Лурье. Оба относились к браку легкомысленно и оформили отношения только в 1950 году, когда мама была на восьмом месяце беременности. Родители были настоящие неразлучники. Жили душа в душу до 1996 года, когда папы не стало.

«Ее я выгоню последней»

В их жизни был период, когда мама одна содержала всю семью. В 1949 году и папу, и дедушку Соломона Яковлевича как «космополитов» выгнали с работы. Соломон Яковлевич уехал из Ленинграда навсегда, а папа до самой смерти Сталина скрывался, подрабатывал в провинциальных вузах.

В 1949 году дедушка отправился в Институт физиологии, где работала мама, и напрямую задал вопрос профессору Айрапетяну, не собирается он уволить и Ирину Ефимовну. Профессор ответил: «Обещаю, что из всех евреев ее я выгоню последней».

Георгий Федорович Ланг и его «орднунг»

Моя мама – ученица Георгия Федоровича Ланга. Это знаменитый петербургский профессор «старой закалки», лечащий врач Сталина, Кирова и Жданова. Видимо, благодаря этому он благополучно прошел свой жизненный путь и не сгинул в застенках.

От него мама переняла идею тщательного отношения к диагностике и тотального «орднунга». Когда я спрашивал маму, что же нового открыл в медицине Ланг, портрет которого стоял у нее на столе, она отвечала: «Ничего, кроме того, что при язве желудка надо сначала делать рентген, а уже потом глотать кишку».

Этим она хотела сказать, что Ланг был человеком процедуры, протокола. Гениальным разработчиком врачебной тактики для среднего врача. Советская разболтанность ему не была свойственна, во всем царил железный немецкий порядок.

Ирина Ганелина - диагност

В 1947 году мама защитила кандидатскую диссертацию и в 1950-е стала работать в Институте физиологии Академии наук с Владимиром Николаевичем Черниговским. Она много общалась с учениками Ивана Петровича Павлова и с учениками его учеников. Мама стремилась понять организм как единую систему. Самой сильной ее стороной была диагностика, невероятная интуиция, основанная на глубинном понимании организма. Ее докторская диссертация, которую она защитила в 36 лет, посвящена синдрому, когда болит живот, а оказывается – инфаркт (много лет спустя именно так умер Довлатов).

Создание кардиологической реанимации

В 1957 году мама стала заведующей лаборатории в Институте физиологии, а клинической базой этой лаборатории была Покровская больница (позже – больница Ленина); здесь изучалась ишемическая болезнь сердца – не с позиций терапии, но с точки зрения физиологии ее возникновения.

Мама хорошо знала немецкий и прилично – английский. Она делила свое время между больницей, Институтом физиологии и Публичкой. Из специализированной возникла идея кардиологической реанимации. Реанимация, которую мама создала на базе Покровской больницы, точно была первой в СССР и, скорее всего - в Европе, а, может быть, и в мире.

Без сомнения, главная книга мамы, которую до сих пор изучают специалисты, «Острый период инфаркта миокарда», спасла сотни тысяч жизней.

Покровская больница стала главным местом ее работы. Она и погибла по дороге туда. (15 декабря 2010 г. Ирину Ефимовну Ганелину сбила насмерть снегоуборочная машина, ей было 89 лет – прим. ред.).

У мамы было огромное количество учеников со всех концов СССР. По своему духу она воплощала собой образ настоящего земского доктора.

Ни машины, ни дачи

К моему негодованию, мои родители-профессора не оставили мне ни машины, ни дачи – у них всего этого не было. Но каждый год мы много путешествовали. Родителей не пускали за границу - ездили в Грузию, Армению, Среднюю Азию, Крым.

Мама и Центр Алмазова

Малоизвестный факт: НИИ Кардиологии (нынешний Центр им. Алмазова) создавался фактически под маму. Она должна была его возглавить. Но из-за того, что мама была еврейкой и беспартийной, да еще и отказалась подписать письмо против Сахарова, НИИ ей не отдали. Директором был назначен профессор Алмазов. Мама была честолюбива и хотела сама возглавить центр, но считала, что при имеющемся раскладе Алмазов – лучший выбор. Она его ценила, и они остались в хороших отношениях до конца ее жизни.

Фотографии из архива Льва Лурье