Ян Топоровский рассказывает захватывающую историю жизни Льва Когана. Литератор, уступивший свое жилье Алексею Толстому, прописанный в квартире Пушкина и обретший посмертную известность в Израиле.

Когда-то в древности Юдифь
Главу отсекла Олоферну
И, поступив весьма примерно,
Пленительный создала миф…

А нынче времена зловещи:
Коммунистический пожар!
И старо-фудимские вещи
Юдифь относит на базар.

Эту эпиграмму сохранила память Давида Фудима – моего доброго знакомого, к сожалению, уже покинувшего этот мир. Восьмистишие посвящено его семье («старо-фудимские вещи») и, в частности, тетке Юдифи. Строчки эти написаны в 1918–1919 годах в Одессе. Автор – литератор Лев Коган. Больше ничего о Льве Рудольфовиче я в то время не знал. Однако, так случилось, что через некоторое время я познакомился с Александрой Львовной Парнес, дочерью Льва Когана. (Воистину неисповедимы пути Господни!). От нее и узнал историю жизни ее отца.

Свидетельство
Дано отъ Одесскаго Городового Раввина за надлежащею подписью и печатью въ том, что по метрической книгъ о родившихся евреяхъ г.Одессы за 1885 годъ значится под №674 мужской графы актъ следущаго содержания: тысяча восемьсотъ восемьдесятъ пятого года Мая 26 дня у инженера технолога Рудольфа Львовича Когона и жены Евгении родился сын, нареченный именем Левъ.

Одесса Июня 7 дня 1885 года

за Одесскаго Городового Раввина

Старший помощник Раввина Айхенвальд

Ревнивый муж

Дед Льва Когана, тоже Лев, был очень состоятельным человеком. Женился на молодой и красивой девушке. И так дико ее ревновал, что предпочитал жить с ней безвыездно в поместье (или другом укромном краю) – подальше от городских ловеласов и опытных соблазнителей. За время супружеской жизни красавица-жена родила своему Льву 16 детей, из которых выжило восемь, а когда младшенькому был год-два – скончалась. Муж так тосковал, что вскоре отправился вслед за ней в мир иной. Несмотря на то, что умерший оставил большое наследство (были назначены опекуны), детям все равно ничего не досталось. Наследники пробивались в жизни, как могли. Из восьми детей прапра-Льва Александре Львовне известно только о Рудольфе и Анне.

Рождение Льва-младшего

Рудольф Львович Коган был химиком (инженером-технологом), его родная сестра Анна Львовна вышла замуж за Семена Берга, и у них родился сын, которому дали имя Лев. Лев Семенович Берг впоследствии стал известным академиком – географом, натуралистом, создателем полемической – по отношению к дарвинизму – концепции номогенеза. А вот Рудольф Коган женился на Евгении Цыперович (Григорий Цыперович, родной брат Евгении, подался в революционеры, был каторжанином, соратником Ленина, написал книгу воспоминаний «За Полярным кругом. 10 лет ссылки в Колымске». Л., Госиздат, 1924).

Что касается Евгении, то она окончила Петербургскую консерваторию по классу фортепьяно, училась у Антона Рубинштейна, чей портрет, подаренный знаменитым музыкантом любимой ученице Евгении Цыперович, висел у них дома.

У Рудольфа и Евгении родился мальчик, которого тоже назвали Львом в честь деда, обезумевшего от любви, о которой гласило семейное предание.

Маленький переплетчик

Лев Коган-младший учился в Одесской классической гимназии. Несмотря на то, что он был из состоятельной семьи, отец нанял мастера-переплетчика, который приходил к ним домой и учил маленького Льва своей профессии: глава семьи считал, что главное в жизни – иметь в руках ремесло на черный день. Забегая вперед, скажу, что вся библиотека, все книги профессора Льва Когана (во время блокады Ленинграда погибло 6500 томов) были переплетены его собственными руками.

С Жаботинским и Чуковским в одной гимназии

В той же гимназии учился и Зеэв Жаботинский (о нем Лев Коган написал воспоминания), а также Корней Чуковский, которого выгнали из училища из-за его революционных настроений. Лев же окончил училище с золотой медалью, а затем перед ним встал выбор: математика или литература? – поскольку у него были способности к обоим предметам. Он выбрал историко-философский факультет Императорского Новороссийского университета (1902) и окончил оба отделения – историческое и философское – в один год (1908). Его дипломная работа «Мадам де Сталь и французский романтизм» была представлена на серебряную медаль, но «Историко-Филологическая Испытательная Комиссия под руководством Действительного Статского Советника и Кавалера Э. фон Штерна» отметила работу еще более высокой оценкой – золотой медалью.

«Отступником никогда не буду!» 

Потом его, выпускника университета, пригласили в деканат, где сказали следующее: «Господин Коган, вы очень талантливый человек, и мы хотели бы оставить вас в университете, но для этого вы должны принять христианство». На что молодой человек ответил: «Я, в общем-то, атеист, в Бога не верую. Ни в того, ни в другого. Но отступником никогда не буду». В деканате согласились; «Это ваше право!» После этого откровения ему ничего не оставалось, как устроиться учителем в первый класс Одесского еврейского коммерческого училища. (Преподавателем он был творческим и придумал для детей необычную игру в слова). Надо сказать, что должность директора в этом училище была выборная, и уже после года работы на эту должность избрали Льва Когана.

Любовь на всю жизнь

Однажды Лев Коган пришел к коллеге – даме, заведовавшей еврейской гимназией. И увидел там черноглазую девушку: большущие глаза настоящей, типичной южанки. «Что это за девушка?» – поинтересовался он. «Это моя сестра Эсфирь», – услышал он в ответ. В то время Эсфири (в быту – Ира) было 15 лет, ему – 24. Но между ними сразу возникла любовь. Лев дожидался ее четыре года – Эсфирь должна была закончить гимназию. В 1913 году они поженились. Хупу поставили в Московской синагоге. 

Внешне они были прямой противоположностью друг другу: он – белолицый, сероглазый, она – смуглая, черноокая; он – единственный сын богатых родителей, она – одна из 9 детей бедной семьи; он – выпускник университета, она – мечтала получить образование, но занималась в реальном училище, осваивая профессию белошвейки. Отец сказал ей: «Я не могу оплачивать твою учебу. Если хочешь, зарабатывай на учебу сама». И она начала работать, давать уроки, помогала отстающим, а затем поступила в гимназию. В 1916 году у них родилась Рашель, в 1917-м – вторая дочь, Йохевед.

Лев Коган и Эсфирь

«Вернемся к нашим баранам»: рождение крылатой фразы

Они жили и работали в Одессе. Во времена революции Лев Коган вместе с Петром Павловичем Сазоновым и Владимиром Мюллером организовали театр Массовой драмы – МАССАДРАМ. Параллельно Лев и Эсфирь занимались ликвидацией безграмотности в частях Красной армии и на кораблях Черноморского флота. Лев Коган еще в студенческие годы был в Одессе председателем общегородской театральной комиссии. Можно предположить, что именно для МАССАДРАМы Лев Коган перевел с французского сочинение «Адвокат Патлэн» – старинную народную комедию в 3-х действиях. В архиве Александры Львовны, дочери Льва, сохранилось издание этой пьесы (Теакинопечать, 1929) с дарственной: «Дорогому Петру Павловичу Сазонову на добрую память от Л. Р. Когана. Детское Село. 5.XI- 1929». Между прочим, именно из «Адвоката Патлэна» взлетела крылатая фраза «Вернемся к нашим баранам», и с легкой руки переводчика укоренилась в русском языке.

Теперь о языках и переводах. Когда все одесситы повально увлекались итальянской оперой, Лев Коган изучил итальянский язык, а узнав, что в Голландии издана книга, в которой есть интересующий его материал, он эту книгу выписал, а пока она шла, за несколько месяцев научился читать по-голландски. По-французски он с малых лет говорил, как на родном языке. Этому его обучила мать – светская дама. Классическая гимназия дала знания латинского, греческого, немецкого…

Лев Коган

Библиотечное дело. Переезд в Ленинград

Революционные годы в Одессе были безумными. Власть без конца менялась. И подобное обстоятельство будет вменено Когану в вину в период разоблачения «безродных космополитов» и «убийц в белых халатах». Но до той поры еще много воды (и крови!) утечет. И судьба не предвещала ничего подобного: по разнарядке наркомата просвещения Когана направили в Харьков для организации библиотечного дела, хотя это занятие было ему не по душе. Но именно оно вынужденно стало главным делом его жизни.

В 1927 году организатор Ленинградского библиотечного института и его первый директор Нетупская (подруга Надежды Крупской), которая знала товарища Когана только по его статьям на тему организации библиотечного дела и библиографии, предложила Льву Рудольфовичу возглавить кафедру литературы в ее институте. В том же году семья профессора Льва Когана – специалиста в области библиотечного дела, исследователя русской и европейской литературы XIX века, знатока истории театра – переехала в Ленинград.

Уступить квартиру Алексею Толстому

Вначале сняли квартиру. Но смена южного климата на северный, ленинградский, сказалась на детях. И тогда Константин Федин, который страдал болезнью легких и знал под Ленинградом места с более мягким климатом, посоветовал Льву Когану снять квартиру в Пушкине (с 1918 по 1937 гг – Детское Село, до 1918 года – Царское Село). Семья Льва Рудольфовича последовала совету и арендовала в этом городке нижний этаж одного из домов – четыре комнаты. Наверху жили другие люди. Но это было временное обиталище. Как-то в их квартире побывал новый знакомый (а в дальнейшем хороший друг), писатель Алексей Толстой, которому дом понравился настолько, что при каждой встрече он уговаривал Льва Когана уступить ему эту квартиру. А так как Лев благоговел перед талантом этого человека, он согласился свой этаж Толстому уступить, и в 1930 году семья съехала с квартиры в какой-то полуподвал. Советский граф Толстой немедленно добился, чтобы для него освободили и второй этаж. Ныне на стене того дома висит мемориальная доска: «Здесь жил и работал Алексей Толстой».

В квартире Пушкина

В 1931 году горсовет предложил семье Коган поселиться в одной из пустующих пятикомнатных квартир. Оказалось, что это была квартира самого Александра Сергеевича Пушкина (дача Китаевой, в которой А. С. Пушкин жил в 1831 году, ныне – Музей Пушкина). Трудно было, живя в этой квартире, не загореться желанием приступить к изучению творчества поэта, а вскоре у Когана возник и замысел написать о Пушкине роман. Как должно было называться это сочинение, неизвестно. Лев Коган никого в этот замысел не посвящал. Но домашние о нем знали. Знали, что он пишет, что благоговение перед гением заставляет его сжигать написанное, вновь и вновь приступать к работе. И если какие-то странички сохранились (где искать остальные?!), то благодаря его жене Эсфири, которая буквально выхватывала из огня написанное. Роман о Пушкине так и не был написан, но идею осуществить удалось: материал лег в основу докторской диссертации, а звание кандидата наук (по совокупности публикаций) было присвоено ему еще в 1936 году. В квартире Пушкина, где Лев Коган прожил десять лет, с 1931-го по 1941-й, он написал докторскую. О поэте. Одним из оппонентов должна была стать Милица Васильевна Нечкина из Москвы (впоследствии академик), которой и послали на отзыв его работу. Но началась война.

Дом Китаевой (музей А. С. Пушкина). 1950-е   

Дом Китаевой. Фото museumpushkin.ru 

«Иду защищать Родину. Сдайте ребенка в детдом»

Семью Коган вывезли из Пушкина буквально за несколько дней до того, как город заняли немцы. Профессор успел захватить с собой кое-какие книги с автографами писателей, свои рукописи и несколько узлов с вещами – для семьи. Старшая дочь Рахель, которая заканчивала мединститут, но не успела получить диплом, ушла добровольцем на фронт. Средняя, Йохевед, стала минером. Перед ее уходом на фронт отец сказал: «У тебя же ребенок!» (к тому времени она успела выйти замуж, родить и развестись). На что комсомолка Йохевед Коган ответила: «Если вы не сможете воспитать моего ребенка, это сделает государство. Сдайте его в детский дом, а я иду защищать Родину». На фронте Йохевед была ранена и на всю жизнь осталась инвалидом.

В блокадном Ленинграде. Пешком через горы

Многие институты уже эвакуировались, в здании Библиотечного было пусто, но профессор Коган работал в подвале. Вся его семья поселилась в квартире Григория Цыперовича, известного каторжанина. К тому времени, правда, он уже умер. Это случилось в 1932 году. Целый траурный поезд отвозил тело Цыперовича для кремации в Москву, затем урну с прахом этот же состав транспортировал в Ленинград, где она и была захоронена на Марсовом Поле. После Григория Цыперовича на Марсовом Поле никого больше не хоронили.

В квартире, переданной Цыперовичам в пожизненное и бесплатное пользование, жила вдова каторжанина, маленький мальчик – приемный сын их приемного сына, а также родственная Цыперовичам семья Коган. Некоторое время Лев Коган еще ходил на работу, держался, но потом слег. Эсфири, которая, по воспоминаниям дочери Александры, была «влюблена в него, как раба» (представьте, какая это была любовь, если для нее, девушки из еврейской семьи, дети были на втором месте, а на первом – Лев!), стоило неимоверных трудов вы́ходить мужа в блокадном Ленинграде и вывезти семью на Северный Кавказ, когда открылась Дорога жизни. Они попали в эшелон, который добирался до места назначения два месяца. И, наконец, прибыли в Ессентуки, где Лев поправился, а Эсфирь, напротив, слегла. Тогда ее и дочь Александру отправили в Грозный, где оказалась родная сестра Эсфири, – та самая, бывший директор Одесской еврейской гимназии, что познакомила ее со Львом. А сам Лев остался работать в институте, представлявшем собой симбиоз Библиотечного и Второго педагогического имени Покровского. Но работа продлилась недолго. Во время заседания ученого совета вошли военные и сказали: «Немцы начали наступление, кто не хочет остаться у них – пожалуйста, идите пешком через горы – к Нальчику». Профессор Коган забежал домой, взял самое необходимое – и с рюкзачком ушел в горы. (Рукописи профессора остались в Ессентуках и, как он вспоминал, погибли во время войны.)

Из Грозного до Новосибирска. Профессор Коган становится чтецом

Но направился Лев Рудольфович не в Нальчик, а в Грозный, ибо считал, что в такое время семья должна быть вместе. Он пришел к семье и уже собрался устраиваться на работу в тамошний педагогический институт, как объявили, что наступление немцев продолжается и старики, женщины и дети должны из Грозного эвакуироваться, ибо там будут взрывать нефтяные скважины. Потом, летом, был эшелон до Дербента и Баку, пароход до Красноводска, а затем – уже зимой – дачная электричка до Новосибирска: дорога заняла более двух месяцев.

Лев Коган

В Новосибирске не было пединститута, зато там находилась Ленинградская филармония, куда Когана пригласил на работу Иван Иванович Соллертинский. Так профессор Коган стал чтецом, Он выступал с воспоминаниями, читал рассказ своего друга, писателя Вячеслава Яковлевича Шишкова «Спектакль в селе Огрызове». С этим рассказом он выступал 850 раз и всякий раз публика хохотала до колик. Издав уже после войны, в 1946 году, свою книгу, Вячеслав Шишков посвятил «Спектакль в селе Огрызове» Льву Рудольфовичу Когану.

Затем была Алма-Ата – кафедра русской литературы в местном университете, лекции по литературе в высшей партшколе и возвращение домой, в Ленинград. С 1945 года он снова заведовал кафедрой русской литературы в Библиотечном институте, в котором организовал первый в СССР факультет детских и юношеских библиотек.

Гибель библиотеки. «На кладбище жить нельзя»

Во время одной из командировок в Москву профессор Коган встретил академика Нечкину, которая сообщила ему, что у нее сохранилась его докторская диссертация, посвященная Пушкину, и она готова быть его оппонентом (ныне эта диссертация хранится в Петербургской Публичной библиотеке, в шкафчике под стеклом).

Дом в Пушкине остался цел, но был полностью разграблен. Погибла библиотека Льва Когана, которую начал собирать еще его отец. Одной из причин, по которой профессор не хотел возвращаться в разоренный фашистами дом, было его убеждение, что «на кладбище жить нельзя». Семья поселилась в общежитии Библиотечного института, где и жила до самой смерти Льва Когана.

Экслибрис Когана

«Нет. Так это оставлять нельзя!»

В 1948 году одну из преподавательниц института, читавшую курс русской литературы начала XX века (символизм, акмеизм, футуризм), обвинили в пропаганде «чуждых идей». Профессор Коган за нее заступился. А через некоторое время в Библиотечном институте принялись искать «безродных космополитов» и им подобных. Подозрение, естественно, пало на еврея Когана. За него не заступился никто. Даже преподавательница, которую он взял под свою защиту, сказалась больной и не пришла на собрание.

Лев Коган и аспирантки института

«В вашей анкете написано, что вы в 1917 году находились в Одессе?» – «Да, я был там». – «Чем вы занимались?» – «Работал» - «В то время, как там менялась власть?!» – «Менялась. Что ж делать?! Ведь детей надо учить» – «Нет. Так это оставлять нельзя!» – и Ленинградский райком партии направил запрос в одесские органы безопасности. Через некоторое время оттуда пришел неожиданный по тем временам ответ: «Лев Рудольфович Коган работал в воинских частях по ликвидации безграмотности среди солдат и матросов, организовал МАССАДРАМ…» – больше претензий к профессору Когану ни у кого не возникало. Но он посчитал, что не сможет далее оставаться в этом институте и подал заявление о выходе на пенсию. Но ректор решил, что профессор боится не пройти по конкурсу: «Лев Рудольфович, я вам гарантирую, что вы пройдете!» В ответ профессор Коган сыронизировал: «Но как вы можете гарантировать это, если голосование – тайное?!» И ректор не нашел, что ответить. 

«В Израиле вытаскивают с того света», или Возвращение Льва

Семья так и продолжала жить на пятом этаже институтского общежития. (Но летом Коганы переезжали на дачу). Правда, Лев Рудольфович уже не мог ходить – был болен и стар. Поэтому из соседней части приглашали солдат, которые пересаживали профессора на стул и сносили вниз, к машине.

В 1958 году в Ленинграде возле Русского музея установили памятник Пушкину работы скульптора Аникушина. Профессору Когану очень хотелось увидеть памятник своими глазами, он все время говорил об этом. Однажды домашние вызвали солдат, и те снесли профессора в машину. Лев Рудольфович наконец увидел памятник и был счастлив. А вот памятник поэту, установленный на въезде в бывшее Царское Село, он не любил.

26 июля 1959 года профессор Лев Рудольфович Коган ушел в небытие, и, как утверждала дочь Александра Львовна, все о нем забыли. 
Однако, после переезда дочери Когана в Землю обетованную, она получила реальное подтверждение бытующему в мире мнению, что в «Израиле вытаскивают даже с того света». Подобное случилось и с ее отцом Львом Рудольфовичем: о нем вышли статьи в израильской прессе, затем увидели свет фрагменты его воспоминаний. Некоторые из них обрели свой дом в институте Зеэва Жаботинского (Коган учился с Жаботинским в одесской гимназии), доме-музее поэта Бялика (Коган дружил с Бяликом), музее общества «Маккаби» (Коган был знаком с основателем общества «Маккаби»). Некоторые документы Льва Когана попали в альма-матер – бывший Императорский Новороссийский университет (Одесский университет), который Лев Коган закончил с Золотой медалью. В одесском университете исследователь Музычко О. Е. написал научную работу о мемуарах Льва Когана.  Но основная часть архива (неизученного до сих пор) хранится в Санкт-Петербургской библиотеке, куда его передала семья после смерти Льва Рудольфовича. Имя и труды Когана введены (вернулись!) в научный оборот. Это настоящее возвращение Льва. И первенство в «возвращении» я бы отдал его любимому Санкт-Петербургу, в котором литературовед И. Чистова, написала научную работу о труде Льва Когана «Пушкин в Одессе» и прочла ее на международном симпозиуме пушкинистов в Одессе в 1977 году. 

Знаки Вс-вышнего

Перед отъездом в Израиль Александра Львовна отправилась в Пушкино, чтобы оформить различные справки, и там ее ждало удивительное открытие. Оказывается, Лев Рудольфович Коган с семьей все эти годы – считай, половину XX века – был прописан в квартире Александра Сергеевича Пушкина!

Интересно и то, что Лев Коган оказался в Израиле раньше дочери. И вот каким образом: в архиве иерусалимца Давида Фудима сохранились два письма ее отца, датированные 1916 годом, и одно стихотворение от 1918 года, с которыми Давид приехал в Израиль намного раньше Александры Львовны Парнес (Коган). И копии этих рукописных писем (с разрешения Фудима) были переданы мной Александре Львовне, как знак Всевышнего, который помнит о своих еврейских детях и собирает их, живущих ныне и живших когда-то в этом мире, на Земле Обетованной.

Ян Топоровский, Тель-Авив