Весной 2022 года в московском издательстве «Книжники» выходит книга «Мануил Соловей. Врач и талмудист в советскую эпоху». В ней рассказывается об удивительном человеке, который жил с 1916 г. жил в Москве и умер в Ленинграде в 1985 г. Доктор медицинских наук Мануил Григорьевич (Гершенович) Соловей был не только известным врачом, но и, пожалуй, самым крупным талмид-хахамом (мудрецом Торы) в Советском Союзе, начиная с середины 60-х годов прошлого века.

А пока готовится издание, расскажем основные вехи его биографии. 

«Автор комментариев к Талмуду, изобретатель желудочного зонда»

Справочные издания дают Мануилу Гершеновичу (Григорьевичу) Соловью такую характеристику: «деятель науки, доктор медицинских наук, участник Великой Отечественной войны, автор комментариев к Вавилонскому Талмуду на иврите, изобретатель желудочного зонда, носящего его имя». 

Необычная характеристика, не правда ли?

Выдающийся советский врач-гастроэнтеролог, заведующий терапевтическим отделением московской больницы имени Боткина, доктор медицинских наук, во время войны – майор медицинской службы… Да, многие врачи-евреи из его окружения в 1950-1960-х годах знали, что доктор Соловей – человек религиозный, что он бывает в синагоге. 

 Но медикам, в чьих услугах нуждались и высокопоставленные чиновники, и партийная номенклатура, в СССР иногда позволялось не разделять атеистические идеи (христиане к примеру, чтут известного хирурга Луку Войно-Ясенецкого, который был архиепископом). С другой стороны, в московской синагоге с пониманием относились к тому, что прихожанин Соловей не так строго соблюдает религиозные правила (как врач, он имел право оказывать помощь людям и в шабат). 

Но часто случалось и такое: реб Менахем (а именно так к доктору Соловью обращались религиозные евреи из общины) присутствует на талмудических дебатах в синагоге, которые ведут старики – знатоки Торы, не вступает в спор, а потом подходит к раввину и тайком сообщает ему ответ на вопрос, поставивший в тупик местных мудрецов.  Он часто скрывал свою образованность и ученость. А дома снова и снова заполнял ученические тетради непонятными для его домашних записями на иврите. Это и были его комментарии к Талмуду, которые скоро выходят в свет. 

Как же сформировался такой человек – и как он мог существовать в советской Москве?

Мы поговорили с внуком Соловья Борисом Зайчиком. Мемуарные записи Мануила (Менахема) Соловья дополнили его рассказ.

Вундеркинд из Крейцбурга

Мана-Элья (Мануил) Соловей родился в 1898 году в Крейцбурге Витебской губернии (ныне город Екабпилс современной Латвии) в семье бедного портного Гершена Соловья. При своем скромном социальном и имущественном статусе, Гершен Соловей был человеком книжным и талмудически образованным. В кругу ремесленников Крейцбурга, по большей части малограмотных, он пользовался авторитетом как знаток Торы. В семейной библиотеке, передаваемой из поколения в поколение, сохранилось много религиозных книг с экслибрисом Гершена Соловья, на котором изображены портновские ножницы.

В бедной многодетной семье не хватало средств, чтобы учить всех сыновей в хедере, и в девятилетнем возрасте Мана-Элья должен был оставить учебу, чтобы уступить место братьям. Но один из местных меламедов взялся учить мальчика бесплатно.  

Мана-Элья проявил яркие способности в изучении Талмуда и уже с ранних лет прославился в округе как «илуй (вундеркинд) из Крейцбурга».  Поэтому и решено было продолжить обучение в ешиве. В конце концов, юноша оказался в ешиве Хафец Хаим в местечке Радунь Виленской губернии. Он стал одним из любимых учеников основателя ешивы, всемирно знаменитого раввина Исраэля-Меира Коэна, известного как Хафец Хаим.

Москва. Путь в медицине

А потом… Во время Первой мировой войны семья Мануила Соловья бежала на восток, вглубь Российской империи, и оказалась в Москве. Отец Мануила устроился на военный завод и получил право на жительство в Москве. Там же накануне Февральской революции, пережив различные приключения и лишения, оказался и его сын. К моменту приезда в Москву он не знал ни слова по-русски – учил язык по вывескам. А уже к 1922 году самостоятельно прошел курс средней школы и поступил на медицинский факультет 2-го Московского университета. В этом ему помогли его будущая жена Бася и ее родители-учителя. Но все-таки, прежде всего – собственные уникальные способности.

Студенческие годы

Ну а дальше – судьба выдающегося врача, ученика знаменитого терапевта и гастроэнтеролога Р. А. Лурии и соратника профессора М. С. Вовси. И не только. Воспоминания доктора Соловья пестрят именами крупнейших врачей, составивших гордость советской медицины в мирные годы и во время великой войны. Призванный на фронт в конце июня 1941 года, майор медицинской службы Мануил Соловей закончил войну начальником спецотделения госпиталя для лечения язвенных больных из высшего комсостава. Среди его пациентов было и несколько генералов.   

 Интересы Мануила Соловья не ограничивались медициной. Сам он в своих воспоминаниях упоминает о том, что, готовясь к поступлению в университет, выбирал между медицинским и историко-филологическим факультетом. М.Г. Соловей мог со знанием дела беседовать с профессионалами на самые разные темы – от экономики и проблем естествознания до мировой литературы и оперного искусства. Некоторые труды Мануила Соловья посвящены истории медицины. 

 
Мануил Соловей. 1944 г. 

Внешне жизнь доктора Соловья складывалась благополучно – даже на рубеже 1940-50-х.  И это при том, что Соловей дружил со многими «врачами-вредителями» и с членами Еврейского Антифашистского Комитета (ЕАК). Интересный факт: в ноябре 1951 года он пошел в паспортный стол и изменил в документах русифицированные имя и отчество Мануил Григорьевич на настоящие – Мана-Элья Гершенович. Но ни арестован, ни даже уволен Соловей не был. Арест его, видимо, готовился в рамках запланированного процесса против «раввинов-клерикалов». В докладной записке министра МГБ СССР С.Д. Игнатьева  секретарю ЦК ВКП(б) Г.М. Маленкову, написанной в августе 1951 года, друг раввина Шломо Шлифера «еврейский националист» врач Соловей был назван одним из главных  связных между «буржуазными националистами» из среды еврейской интеллигенции (ЕАК), «врачами-вредителями» и раввинами, активистами московской еврейской религиозной общины Но после смерти Сталина дело свернули. 

Комментарии к Талмуду между боями

И все годы – страшные, трудные и более благополучные – Мануил Соловей не расставался с Талмудом и писал комментарии к нему. Даже на фронте военный врач Соловей возил с собой карманное издание Гемары и между боями занимался талмудическими штудиями. Это кажется невероятным… Сам Соловей в своих воспоминаниях сдержанно пишет: «Талмуд меня привлекал идеями и необходимостью решать подчас головоломные задачи». Эта тяга, основанная, разумеется, на искренней вере, осталась до конца жизни. И если подумать, в какие годы проходила эта жизнь, это кажется почти невероятным.

  В юности Мана-Элья Соловей был (в силу бедности и вероисповедных ограничений) лишен доступа к светскому образованию, но времена изменились, и революция открыла ему доступ в университет. Зрелые годы Манула Соловья прошли в обществе государственного атеизма (а зачастую и государственного антисемитизма), но несмотря ни что он сохранил верность своим духовным и профессиональным интересам, прожив как бы две жизни. Причем две жизни его не вступали в конфликт друг с другом. Ведь и комментарии к Талмуду доктор Соловей писал, исходя из опыта ученого-медика. Поэтому его многие комментарии посвящены медицинским проблемам.

Ленинград. «Он соединял два мира»

В семидесятые годы Мануил Соловей задумывался о репатриации в Израиль, но по ряду причин от этих планов пришлось отказаться. 

 
Мануил Соловей. 1970-е гг. 

Однако, видимо, ему удалось переправить туда часть своих комментариев к Талмуду. Другая же часть – поздние комментарии 1970-х годов – нашлась в семейных архивах и в архивах семьи знаменитого американского раввина Пинхаса-Мордехая Тайца, помогавшего вывозить эти комментарии к Талмуду из СССР.  

Комментарии доктора Соловья к Талмуду, найденные в семейных архивах. Выдающиеся откровения еврейской мысли записаны в советских школьных тетрадках! 

И все-таки из Москвы Соловей по семейным обстоятельствам уехал. Последние годы жизни он провел в Ленинграде. Там одним из его знакомых и собеседников стал молодой в то время философ (позднее – ректор Петербургского Еврейского университета) Илья Дворкин. Вот его слова:

«…Соловей для людей моего поколения заполнил важную нишу. Ведь тогда как было? С одной стороны – синагогальные старики, люди прекрасные, наделенные глубоким благочестием, но чуждые современной интеллектуальной жизни. С другой – такие ученые-гебраисты как И. Д. Амусин, И. И. Шифман, которые все знали, но были совершенно чужды еврейской традиции и еврейской религиозной жизни. Соловей же был современным интеллектуалом, который в том же время унаследовал еврейскую традицию и не порвал с ней. Он соединял два мира. Для нас это было очень важно».

Важно это и сейчас.

Валерий Шубинский