«Клац! Между мной и ней замкнулась разорванная цепь». Белла Слуцкин - о неожиданном поступке своей бабушки-фронтовички и об Устной Торе, которая сильнее советской власти.

Сарал Мошевна Зусис (слева) в военные годы

Моя бабушка. Моя героическая бабушка-фронтовичка. Вдова офицера советской армии, летчика. Боец. Не побоявшаяся надавать пощечин какой-то офицерской жене, посмевшей ее назвать «жидовской мордой» в присутствии всего гарнизона. Сбежавшая из местечка в Ленинград - учиться, говоря только на идише. Моя «Масевна» (от Моисеевна) - так выкликали ее соседки на третейский суд, потому что ее слово - железно. Моя «железная» бабушка Сарал стояла напротив меня в платке, который она сроду не надевала, и плакала.

Год я уже жила в Израиле, в колледже для религиозных. Но что-то екнуло у меня, оборвалось что-то внутри, и я с ясностью свидетеля поняла: если летом не поеду в Россию, больше ее никогда не увижу. И я поехала.

Была пятница. Я разложила свои скудные кошерные консервы на столе и пошла зажигать свечи. На подоконнике, покрытом фольгой. Жуткий диссонанс. В окне - двор моего детства, кусты, в которых я в первый раз затянулась сигареткой «Ява», развешанные простыни и вечная соседка Аннамихална на лавочке, выпасающая свою вечную горластую собачку Дези. Все, как было раньше. А по эту сторону окна - две шабатние свечки, которые никогда у нас дома не зажигали.

Я зажгла свечи и стала благословлять... и вдруг услышала, что за моей спиной кто-то шепчет. Как будто повторяет благословление на ашкенозисе: «Борух ато..., мелех аойлом».

Я резко повернула голову. Моя бабушка Сарал в платке, закрыв ладонями глаза, благословляла за моей спиной мои шабатние свечи. Она плакала.

- Ты помнишь это благословение?!

- Оказывается, да...

- Откуда?

- Не знаю... Мы так благословляли с моей мамой, когда я еще жила в Шепетовке.

- А почему ты платок надела?

- Не знаю... так делала моя мама, когда мы зажигали. Все так делали тогда.

- Ты ж говоришь, что Б-га нет!

- При чем тут Б-г? Так евреи делали. Всегда. Везде. И мы так делали.

И в этот момент, ломая все 70 лет советской власти, сметая на своем пути все заслоны атеистической пропаганды, сжигая пионерские галстуки, съезды и пленумы, между мной и ней замкнулась разорванная цепь. Я слышала этот звук: клац! Вот она, эта цепочка. Все как будто выстроилось заново. То, что не могла объяснить ни она, ни я. И «Енкипр», который надо поститься, потому что всегда евреи так делали, и «Не смей варить в этой кастрюле сосиски, а то она будет мясом вонять», и «Не смей брать крашеные яйца, их евреям нельзя». Почему? - Потому: нельзя, и все.

Я все поняла. Моя бабушка никогда не читала Тору и не учила Шулхан Арух. Тора - это не книга. Это «евреи всегда так делали, моя мама так делала». Это 4000 лет бабушек, которые с упрямством посвященных по всему миру делали так, потому что евреи всегда так делали. При чем тут Б-г? «Не на Небесах она». Она ж вот тут, у моей бабушки-фронтовички Сарал Мошевны Зусис...

Я успела схватить оборванный конец цепочки в самый последний момент.

Бабушка умерла через год, в рош ходеш (начало нового еврейского месяца - ред.) Нисан. Не веря в Б-га, но живя с Ним. «Потому, что евреи всегда так делали». Успев связать доверенную ей цепочку со мной. Нет. Не так: успев в последний момент объяснить мне, что на самом деле она не прерывалась.