Недавно сотрудники мемориала Яд Вашем взяли интервью у прихожанки петербургской Синагоги Эсфири Ароновны Дубинской. Мы связались с Эсфирью Ароновной, и она дополнила свой рассказ новыми фактами и семейными фотографиями.

Эсфирь Ароновна Дубинская в Синагоге Петербурга

Родители

Я родилась в Ленинграде в 1937 году.  В метрике я записана библейским именем Эсфирь, но дома меня звали Ирочкой. Моя мама Рахель Абрамовна Пейсахович родилась в городе Ковно (Литва) в 1908 году. Когда они с братом осиротели, родственники в начале 20-х перевезли их в Петроград. Но время было голодное, поэтому брата оставили в семье, а маму отдали в детский дом. Первый брак ее был недолгим: муж вскоре умер от диабета, а следом не стало и маленького сынишки. Через некоторое время ее познакомили с моим будущим папой. Он был старше ее на 11 лет и после удара по голове, полученного во время одного из погромов, был слаб здоровьем. Папа Арон Лейбешевич Анбиндер родом из Жмеринки. У его родителей было 12 детей. Известно, что одна из сестер отца Зоя во время Великой Отечественной войны погибла в Бабьем Яру. 

Братья обосновались в Петрограде, а затем вызвали туда и Арона. К тому времени ему было около 30 лет. Братья Петр и Григорий работали в зубопротезном кабинете, куда устроили и моего отца – проявлять рентгеновские снимки. Мама работала бухгалтером после окончания Рабочего университета.

Студенческий билет мамы

У мамы была тяжелая жизнь, но она всегда интересовалась историей, мечтала читать на пенсии исторические книги. К сожалению, на пенсии она прожила всего три года и умерла в 58 лет. Она была общительным человеком, очень любила меня. Папа в последние годы был очень болен, он с трудом передвигался, на улицу самостоятельно выйти не мог. Умер в возрасте 67 лет, а через два года в 1966 году умерла мама. До войны мы жили на Таврической улице в одной из комнат большой коммунальной квартиры напротив Таврического сада, куда родители водили меня гулять. В детский сад я не ходила.

Какие котлеты можно сделать из этой девочки

К началу войны мне было четыре года. В первые дни папа получил тяжелую контузию во время взрыва на улице и попал в госпиталь. Дома остались мы вдвоем с мамой. Я помню обстрелы, как мы спускались в подвал. Помню, что все время мучил голод. Я ходила с мамой за хлебом, который мы получали по карточкам. Она всегда брала меня с собой, чтоб не было искушения съесть все. Дядя Петр воевал в ополчении и ему удавалось иногда передавать нам свой паек.

Брат отца Петр Анбиндер. 1930-е  

До войны я была довольно упитанной, и однажды, когда мы ехали в трамвае, сидевшая напротив женщина сказала, глядя на меня:

- Какая толстенькая девочка, какие котлеты можно из нее сделать! 

Ирочка (Эсфирь) Анбиндер. Декабрь 1939 

В блокадном Ленинграде мы пробыли больше года. Нас эвакуировали 20 октября 1942.

Листок убытия

Помню, что папу мы везли на санках до парохода, так он был истощен и не мог ходить. Потом он постепенно встал на ноги, но работать уже больше не мог. Вывезли нас по Ладоге на пароходе, над нами кружили немецкие бомбардировщики. В конце концов мы оказались в Казахстане. Там мы сняли комнату, мама работала бухгалтером, я ходила в детсад. Стало посытнее, уже не голодали. Ели кашу, картошку, лакомств не было. В детском саду кроватей не было, все дети спали на полу. Но мне мама не разрешала спать на полу, и я спала на доске.

Разрешение от Всесоюзного старосты

В Казахстане мы пробыли до конца войны. Без разрешения тогда в Ленинград вернуться было нельзя. Родители написали письмо «Всесоюзному старосте» М. И. Калинину. И когда пришел ответ с разрешением, мы вернулись. Наша комната была уже занята, поэтому мы поселились у родственников. Тот человек, который занял нашу комнату, выхлопотал нам жилье в другом месте, чтоб мы не претендовали на старую. В Ленинграде я снова пошла в первый класс, хотя начинала учебу еще в Казахстане. Учеба была раздельной до девятого класса: мальчики и девочки учились в разных школах. Преподаватели у нас были только женщины, в классе около 20 человек. Я была из бедной семьи, отец на инвалидности, работала одна мама. Помогал дядя. На выпускной вечер школа подарила мне отрез на платье. Когда закончилась война, мама еще два года сушила хлеб и складывала в мешочки. Телевизор мы смотрели у соседей, когда они приглашали, своего у нас не было. Я была очень тихой, скромной, малоразговорчивой, прилежной.

Ирочка (Эсфирь) Анбиндер октябрь 1948  

В детстве я любила читать, много занималась, ходила в музеи, театры. Мы с мамой ходили на спектакли Райкина в театр на улице Желябова.

Мама Рахель Абрамовна. 1950-е

В детстве мама водила меня в Синагогу, мы слушали кантора Александровича. Родители знали идиш, дома между собой разговаривали на нем.

Родители – Рахель Абрамовна и Арон Лейбешевич. Начало 1960-х

Проблемы с пятым пунктом

Школу я окончила в 1955 году с золотой медалью и поступила в Ленинградский институт киноинженеров (ЛИКИ) на акустический факультет.  

Семья Анбиндер. Конец 1950-х.

Я хотела поступать в Военмех, но меня туда не взяли из-за пятого пункта (национальность). До института мы с подругой решили после 8-го класса поступить в морской техникум, но меня туда не приняли из-за того же пятого пункта. Подруга из солидарности тоже не стала поступать, и мы вернулись в школу и закончили десятилетку. В ЛИКИ учиться было интересно, показывали фильмы, институт был творческий. В тот год, когда я закончила институт, в ЛЭТИ был недобор выпускников, и они прислали представителя, чтобы укомплектовать имеющиеся вакансии. Нас троих направили в закрытые режимные учреждения. Меня встретил начальник Юрий Иванович Попов, он сам был из репрессированных. Он понимал, что я не подхожу по пятому пункту, но одобрил мой прием. И я 32 года проработала на одном месте, которое называлось «почтовым ящиком». Мы делали оборудование для подводных лодок. Я работала по своей специальности «акустика», много ездила в командировки на подводные лодки в Горький, Северодвинск, Ухту. В то время я не ощущала антисемитизма.

Моя семья

С мужем Яковом Наумовичем Дубинским мы познакомились рано. Он окончил кинотехникум и уехал работать на север. Я тогда еще училась.  Потом его на три года призвали в армию.

Яков Дубинский. Срочная служба в Советской Армии. Май 1960 

Мы переписывались. Когда он вернулся, мы сразу поженились. Нам было по 24 года, прожили душа в душу 46 лет.

Cвадьба Эсфири и Якова Дубинских. Дворец бракосочетания № 1 на набережной Красного флота. 1962  

Сначала он работал киномехаником, крутил фильмы, заочно закончил институт, работал на закрытом предприятии. А потом перешел работать в радиоузел инженером. Мать мужа Евгения Михайловна работала бухгалтером. Всю блокаду она была в Ленинграде. Ее муж, отец Якова, был репрессирован и расстрелян в 1937 году. Она ничего не знала о его судьбе и ждала его до конца войны. Мой муж был человеком активным, много времени отдавал профсоюзной работе. Но повышения в должности не давали из-за того же пресловутого пятого пункта.

У нас родилось двое детей.

Сыновья. Сиверская. 1991  

Старшему сыну в этом году исполнилось 60. Мы как раз прилетели в Израиль отметить его юбилей, когда меня попросили дать интервью мемориалу «Яд Вашем». Сын с детства мечтал быть врачом, но не смог поступить из-за национальности. Когда он узнал, что в литовских институтах недобор, он поехал туда и поступил в Каунасский институт, а потом перевелся в Ленинградский педиатрический институт. Позже стажировался в Ирландии, стал семейным врачом, работает по сей день. Второй сын младше на 14 лет. Он очень легко поступил а Военмех, затем в магистратуру. Заинтересовался религией, поступил в ешиву в Большой хоральной синагоге, стал соблюдать традиции, субботу. Это мешало работе. Когда он пришел за советом к раввину, тот посоветовал переехать в Израиль. И 15 лет назад они с женой репатриировались с тремя детьми. Вскоре после этого умер мой муж... В Израиле у них родилось еще шестеро детей. Все девятеро – мои любимые внуки. Сын работает в синагоге. У старшего двое детей: сын и дочь. Внук преподает физкультуру в школе, внучка учится в колледже.

Елена Севенард