6 ноября 1922 года родился замечательный ленинградский юрист Борис Соломонович Лесин. Возможно, вы видели посвященную ему надпись в календаре, изданном Синагогой. 

В честь памятной даты публикуем воспоминания его сына Александра Борисовича Лесина.

Мой отец умер 23 февраля. На похоронах директор его фирмы растерянно говорил: «Мы лишились настоящего защитника. Истинного защитника отечества». 

Победить мэра 

У него были все основания так говорить. До последнего дня отец работал юридическим советником крупной американской фирмы. Фирма располагалась на Каменном острове в роскошном особняке – бывшей даче Половцова. Однажды к ним без предупреждения нагрянул тогдашний мэр Петербурга В.А. Яковлев. Громко посетовав на то, что же, мол, профсоюзы делают, такое здание отдали в аренду, он распорядился разобраться с этим вопросом. Однако у команды Яковлева ничего не вышло: договор аренды здания оказался железобетонным, прицепиться ни к чему не удалось. Эта история стала достоянием гласности, была о ней подробная статья в «Деловом Петербурге», и имя моего отца там упоминалось как имя юриста, подготовившего этот арендный договор.

«Людей неинтересных в мире нет», говорит поэт. Мне кажется, что жизнь таких людей как мой отец интересна не только нам, близким ему людям. Его биография – это такой срез, отпечаток целой эпохи, что пройти мимо просто так невозможно. Именно поэтому я хочу ею поделиться. 

Железный характер

Мой отец родился в 1922 году в еврейском местечке Староселье Шкловского уезда Белоруссии – глухом углу бывшей черты оседлости. В 1927 году отменили НЭП, закрыли все лавки и артели, разорив тем самым половину жителей местных штетлов и местечек.  Все они хлынули в города, семья моего отца тоже. Так они оказались в Ленинграде. (Все, кто остались в местечке, были расстреляны фашистами в 1942 году в поле, на краю деревни, всего около двухсот человек). 

Вскоре после переезда глава семьи умер, его жена осталась одна с малолетним сыном (моим отцом) на руках. Комната в большой коммунальной квартире на ул. Плеханова и скромная зарплата работницы на фабрике – таким был их «стартовый капитал» в новой ленинградской жизни. И еще железный характер, унаследованный от жизни в местечке, где она справлялась с целыми тремя коровами. Никаких трудностей этот характер не признавал. Эту черту она передала и моему отцу. 

Сеанс игры с Ботвинником

Учился он всегда только на отлично. Книг в их бедном доме почти не было, он брал их в библиотеке. Газеты читал на стендах, стоявших по всему городу. (Даже я помню эти стенды. Сейчас их уже не осталось…)  А еще он научился играть в шахматы, в них все тогда играли и очень уважительно к ним относились. У мальчика выявились настоящие способности, и его отправили заниматься в шахматный клуб Дворца пионеров. В 1938 году в Ленинград приезжал чемпион СССР Михаил Ботвинник, он давал сеанс одновременной игры двадцати пионерам, лучшим в шахматном клубе. Мой отец был среди них.

Мобилизованный класс

Свой последний школьный экзамен – сочинение, – он писал 20 июня 1941 года. Тема сочинения была такая: «Гуманизм афоризма М. Горького ‘Если враг не сдается, его уничтожают’». А через два дня началась война, еще через неделю весь их класс был мобилизован. Жили они прямо в школе, там же маршировали на школьном дворе, мать прибегала с работы на него посмотреть…

Вскоре их разделили. Тех, кто учился в школе хорошо, отправили учиться в артиллерийское училище, отца в том числе.  Остальных – сразу на ленинградский фронт, там шли жестокие бои. Оттуда никто почти не вернулся…  Сокращенный курс в арт. училище отец закончил с отличием и был отправлен в глубокий тыл, где формировалась их дивизия. Только в начале 1942 года их ввели в бои под Смоленском в составе Второго белорусского фронта. Оттуда, от Смоленска, отец прошагал всю войну – через белорусское полесье и Курскую дугу, через форсирование Днепра, через Варшаву, Вислу, Одер и до немецкого Ростока, который они взяли 11 мая 1945 года. Только тогда, спустя три дня, им объявили о Победе… 

В 1943-м году, на Курской дуге, отец вступил в партию. Свой членский билет коммуниста в бурные годы перестройки он не выбросил, не сжег, несмотря на свое резко критическое отношение к советской власти. Я храню его партбилет до сих пор. И его боевые награды тоже – «За боевые заслуги», «За победу над Варшавой», «За победу над Германией» …

Рыжеватый мальчуган Бродский…

В 1946 году отец был демобилизован, вернулся в Ленинград и поступил на юрфак Университета. По окончании Университета он по распределению был направлен в Дзержинский райисполком, где проработал юристом несколько лет. Штат районной администрации был тогда небольшим – один юрист, один экономист… Экономистом у них работала представительная дама из «бывших» – Мария Моисеевна Вольперт. Частенько к ней на работу забегал ее сынишка – рыжеватый невысокий мальчуган. Когда спустя сорок лет я принес отцу новость о том, что этот «мальчик» стал лауреатом нобелевской премии (поэт Иосиф Бродский), отец долго не мог в это поверить: в его представлении тот навсегда остался маленьким рыжим пареньком, забегавшим на работу к маме…

Перейдя на работу в адвокатуру, отец за несколько лет стал одним из ведущих специалистов в гражданских делах – жилищных, наследственных… На прием к нему было не попасть, очередь была на несколько часов…

Профессиональные тайны

Число людей, которым он помог, чьи проблемы успешно разрешил, – колоссально. Помимо самых простых, обычных граждан, были среди них и артисты, весьма известные, и ученые, и врачи, и руководители предприятий… Я не имею права разглашать их имен, отец научил меня тщательно хранить профессиональные тайны. Многие из них бывали у нас дома, я хорошо их помню, со некоторыми из них отец дружил многие годы…

«У нее такая запущенная личная жизнь!»

Приведу такой пример. Поздний осенний вечер, отец, усталый, приходит со своего вечернего приема в юридической консультации. Снимая пиджак, он спрашивает меня:

- Ты знаешь такую певицу?

Он называет фамилию известной исполнительницы песен в стиле кантри.

- Конечно. Ее все знают, - отвечаю я.

- Вот-вот, так она и сказала: «Меня все знают».  - А я не знаю, - говорит отец и достает из портфеля фотографию. – Вот, она подарила.

- Она что, была у тебя на приеме? – спрашиваю я.

- Да, - отвечает отец. – Честно отстояла всю очередь. У нее такая запущенная личная жизнь! Мы с ней целую программу действий составили…

Римское право для сотрудников ГАИ

После защиты кандидатской диссертации отец разрывался между адвокатурой и научной работой, к которой все более склонялся. Оставаясь в адвокатуре, он умудрялся еще вести лекции на юрфаке Университета. Как раз в те годы у нас в семье появилась первая машина («Жигули», естественно). Ездить с отцом было одно удовольствие: он читал на юрфаке курс римского права всем вечерникам и заочникам. Большую их часть составляли милиционеры и сотрудники ГАИ, и не было среди них никого, кто не знал бы моего отца…

«Тебе Собчак звонил уже два раза»

Вообще, в те годы весь цвет отечественной юриспруденции перебывал у нас дома. Знаменитый Юрий Кириллович Толстой был научным руководителем моего отца, а легендарный зав. кафедрой гражданского права О. С. Иоффе стал его близким другом, и общались они с ним до самого конца…

 Хорошо помню еще одного юриста. Они с отцом постоянно читали лекции на курсах повышения квалификации; мой отец – по гражданскому праву, а тот – по хозяйственному. Он часто нам звонил, и я всегда узнавал его по особому тембру голоса. Когда отец возвращался с работы, я сообщал ему: «Тебе Собчак звонил, уже два раза». Да, так получилось, что я знал Анатолия Александровича с детства, лет за пятнадцать до того, как его узнала вся страна…

В те брежневские годы разгула государственного антисемитизма отец почему-то надеялся, что его это обойдет его стороной, и он получит в Университете заслуженную доцентскую должность.  Не обошло. Взять еврея в Университет доцентом на кафедру, которую возглавлял тоже еврей, не мог себе позволить ни сам зав. кафедрой, ни даже ректор, благоволивший моему отцу. В результате отец сдался, и они поменялись с Собчаком.  Собчак ушел работать в Университет, а мой отец – на его доцентскую должность в Целлюлозно-бумажный институт. Там он и отработал до полного развала страны, после чего перешел на работу юридическим советником в известную американскую фирму.

… Прошло много-много лет, и уже я, член Санкт-Петербургского Маркетинг-клуба, почетным председателем которого был профессор Собчак, передавал ему приветы от отца и обратно, отцу от Анатолия Александровича. Приветы эти всегда были искренними и уважительными, это я хорошо запомнил.

Отец и шахматы

Рассказывая о человеке, принято говорить о его хобби. Конечно, у моего отца это были шахматы. Он с интересом следил за шахматным миром, ходил на шахматные турниры. Многих шахматистов он знал лично. Поэтому я храню как семейную реликвию книги с автографом Анатолия Карпова. А с рижским гроссмейстером А. Кобленцем, тренером Михаила Таля, отца связывала крепкая многолетняя дружба.

Как отец спас польских евреев…

Напоследок расскажу еще одну историю, которая растянулась в жизни моего отца почти на пятьдесят лет. После войны он, совсем еще молодой офицер, служил в Померании, той части Германии, которая отошла к Польше. Когда начальство уезжало по делам, его оставляли за коменданта того небольшого поселка, где стояла их часть. 

Однажды солдаты притащили к нему трех подозрительных молодых людей – двух парней и девушку. «Шпионы какие-то», объяснили солдаты. «Вроде беженцы, не местные. Куда идут, непонятно. Говорят и не по-польски, и не по-немецки. Хотели шлепнуть их, но решили сначала коменданту показать».

Эти трое, два брата и сестра, оказались польскими евреями, пережившими немецкую оккупацию и пробиравшимися через всю Европу в Палестину. Говорили они на идише. Отец распорядился, им как беженцам выделили брошенный немцами домик, у них он и жил на постое до самой своей демобилизации в 1946 году. Они звали его с собой в Палестину. Но как он, офицер, коммунист, мог на такое пойти…

  …и как они нашли его полвека спустя!

… В 1991 году отец впервые поехал в Израиль в гости к родственникам. Там есть радиопередача типа нашей «Жди меня». Эту историю про спасенных отцом беженцев рассказали по израильскому радио. И они, все трое, откликнулись, нашлись! У них оказалась своя животноводческая ферма в горах над Хайфой.  Один из братьев рассказывал: «Я сижу, работаю с бумагами, вдруг врывается в комнату брат, чуть дверь не сломал, и задыхаясь, кричит: «Борис нашелся!». Сорок пять лет эти люди помнили о советском офицере, который их спас, слушали радио, надеялись на встречу, и это чудо произошло.

Отец был у них в гостях, они долго общались, вспоминали прошлое…Наверное, именно это и есть счастье. И мой отец его заслужил. 

Шестого ноября исполняется сто лет со дня его рождения. Эта заметка в память о нем.

Александр Лесин

От редакции

Если вы разместили поминовение в красочном еврейском календаре Синагоги за 5783 год и хотите, чтобы читатели нашего портала больше узнали о близком человеке, обращайтесь к нам!

С удовольствием подготовим и опубликуем материал. Мейл редакции: [email protected]