У семьи Штыканов на память о Блокаде остался целый эпистолярный роман – письма жены к мужу, полные любви, ревности и предсказаний.

У Давида Штыкана и Татьяны Грибакиной все было обычно. Как у всех. Они одновременно учились в Ленинградском технологическом институте. Поженились еще до войны. В 1938 году у них родился сын Марк. В 1940 появился на свет Лев. В 1941 году Давида забрали на фронт. Жена осталась в городе с двумя детьми. Потом ее сестре Ольге с мужем удалось выехать из города вместе с Марком (его в семье называли Гулеша). Татьяна осталась в Ленинграде с маленьким Левой. Как они выжили оба? Чем пробавлялись? Б-г знает. Но Татьяне удалось сберечь и свою жизнь, и жизнь маленького сына. После войны Штыканам сказали, что Лева – единственный ребенок этого возраста, выживший из всех детей района Советских улиц, где Татьяна провела всю блокаду. Полностью. Не выехав из города ни на один день. Поддерживали мальчика и его маму, главным образом, посылки с фронта, которые они получали от Давида...

Лева (слева) и Марк. Фотография сделана после войны

Что осталось от этой истории? Письма Татьяны Георгиевны мужу из осажденного города. Нина Цивина, дочь Давида Штыкана от второго брака, говорит, что отец был ревнивым и темпераментным человеком. (До войны супруги даже как-то развелись в порыве гнева и взаимного недовольства. В тот же день и помирились – над это историей в семье любили шутить). Это чувствуется по письмам его первой жены Тани. Да, от них остался целый эпистолярный роман. Татьяна умерла в 1955 году от онкологического заболевания в возрасте сорока пяти лет. Все послевоенные годы она страдала от проблем со здоровьем, которые стали следствием недоедания в блокадные годы.

Давид Штыкан

Во второй раз Давид женился только в 1962. В 1963 родился его третий ребенок – дочь Нина. К тому моменту и Марк, и Лев уже сами были женаты. Отец и сыновья бережно сохранили послания, которые их мать писала отцу на фронт. Марк жив и сегодня – он-то и распечатал письма матери и передал их своей сводной сестре. Отрывки из этих – местами трогательных, местами душераздирающих – писем мы опубликуем в очередную годовщину прорыва блокады Ленинграда.

19.11.41
«Дорогой родной Додик! Сейчас семь часов вечера, началась уже вторая тревога... в убежище я не пошла – там холодно и сыро, мы простужены... Сидим в передней, я тут и живу между стен, без окон, как в камере. Тут у меня очень уютно и тепло: стоит маленькая печурка – как самовар».

20.12.41
«Знаешь, я теперь ни читать твои письма, ни писать тебе не могу без слез. Вот и пишу, и плачу – не могу взять себя в руки. Все кажется, что не увижу своих родных, – я не переживу этого. Наша семья невелика, а разбита на три части. Уже больше разъединить нас нельзя – только, если Левочку отнять у меня. Дода, чувствуешь ли ты, что я переживаю, когда пишу эти строки?..».

Давид и Татьяна

Марк и Лева, дети Давида и Татьяны. Фотография сделана после войны

30.12.41
«Додик, жизнь становится совершенно невыносимой... Додик, не оставь никогда наших детей...».

В следующем письме Татьяна интуитивно угадала время окончания Великой Отечественной. Такие прозрения в 1942 году не посещали практически никого из военачальников – ни советских, ни немецких.

21.06.42
«Милый мой Додик! Живу одиноко – мечтами; цинга несколько ослабила здоровье, и настроение упало, но в последние дни немного лучше чувствую себя. Левочка, здоров, но, в общем, слабышка... Додик, никаких мыслей в голове нет, кроме одной: когда же конец? Чтобы не обманывать себя, думаю, что, в лучшем случае, весной 1945 года».

20.08.42
«Неужели не увижу тебя, моего дорогого и любимого?..»

10.09.42
«Мой хороший, любимый, только будь бодрее. Вот я всякие невзгоды встречаю буквально в штыки и не примиряюсь. Пока не найду приемлемого выхода, беспокойству не позволяю овладевать душой. Больше всего, конечно, меня трогает твое положение, и до сих пор, кода мне приходится тошно, я успокаиваюсь тем, что у меня есть ты, живой, молодой, наш папочка и мой любимый муженек. И эта мысль вознаграждает меня за все невзгоды».

09.10.42
«Я, Додик, с удовольствием бы что-нибудь продала, но нет покупателей – комиссионные забиты вещами. Сервиз столовый, что я снесла в комиссионный больше месяца назад, еще не продан...
Наше будущее рисуется мне таким мирным, спокойным, интересным, что даже кажется, я еще мало пережила, чтобы заслужить такое...».

Ближе к концу войны стало ясно, что и детям, и их матери удалось уцелеть. И супруги в письмах частично вернулись к тем страстным, ревнивым отношениям, которые отличали эту пару до войны:

16.01.44
«...Разъясни мне подробнее, что значат твои слова ''ты не то, что я хотел бы видать в тебе''. Сомнения твои, конечно, безосновательны, так как они лишь сомнения. У меня есть друзья, которые считают, что ты мне изменил и смеются над моей верой в тебя. Пусть смеются, а я тебе верю...».

04.03.44
«...О себе скажу, что я еще никогда в жизни так полно не чувствовала прелести жизни, так сильно и хорошо не любила, потому что чувство мое за эти годы созрело, перешло в спокойную, твердую форму, и при том настолько сильную, что повториться такое не может...».

Давид Штыкан скончался в 1981 году в возрасте шестидесяти семи лет. Он пережил свою первую жену больше, чем на четверть века. Но то, что он и его дети бережно сохраняли послания Татьяны Георгиевны, говорит о том, как в семье дорожат этой историей любви в письмах.

Давид Штыкан. Подборка фотографий из альбома Нины Цивиной, его дочери от второго брака

Мария Конюкова