К Дню снятия блокады Ленинграда знакомим читателей с воспоминаниями членов семьи ныне покойной Рэмы Ильиничны Поляковой и ее мамы Ревекки Самуиловны (Самойловны) Корженевич. Семейными историями делятся младшая сестра и зять Рэмы Ильиничны – Дина Полякова и Лев Вениславский.

Дина Полякова
Я родилась после войны, но рассказы родных помню с раннего детства. Истории, как было голодно и холодно в блокадную зиму, общеизвестны. В рассказах моих близких меня поражали, с одной стороны, проявления доброты и взаимопомощи в тех нечеловеческих условиях, а с другой – некоторый элемент чуда. Именно такие примеры можно привести из жизни моей семьи, семей других наших родственников.

«Едешь в Ленинград – передай от нас…»
Дина Полякова
Началась война, папа уходит на фронт, хотя мог не уходить и остаться в тылу: у него была бронь как у кандидата наук. Мама и ее сестра Соня, моя тетя, остаются одни. Мама с двумя детьми. Старшей, Рэме, было 11 лет, младшей, Тамаре – четыре года. Тетя Соня 5 сентября 1941 года родила дочку (девочка умерла в марте 1942 года). Их мужья на фронте. Дальше начинается страшный голод. Уверена: маму и всю нашу семью спасло то, что папа был на Ленинградском фронте, имел возможность приходить к ним и приносил все, что только мог, из своего пайка. К тому же он не курил, выменивал пайковые сигареты на еду. Вторым, не менее важным фактором, была строгая дисциплина, установленная мамой: еда строго по часам, печка затапливается тоже в определенное время. Но это же нормально, что муж поддерживает свою семью и невестку с грудным ребенком. Это считалось совершенно естественным. Муж моей тети Сони Брук служил тогда в Заполярье, потом дошел до Вены. Но помогал нам не только отец. Илья, муж моей другой тети – Любы Гореловой (она была эвакуирована с сыном), служил на флоте. И дядя Илюша, когда только мог, тоже навещал наших и приносил все, что мог собрать из продуктов. И еще ему отдавали продукты флотские друзья: «Едешь в Ленинград – передай своим от нас». Моя сестра Тамара, которой в начале блокады было четыре года, вспоминает: «Дядя Илюша Горелов служил в Мурманске и приезжал в Ленинград в командировку. Однажды ему удалось где-то достать конфеты. И еще он принес нам мешочек с кусочками хлеба – его сослуживцы отрезали от своих пайков, чтобы он передал нашим». Это такое проявление человечности и доброты, которое дорогого стоит.

«Ешь, сколько влезет», или История про лошадь
Лев Вениславский
История нашей семьи – это во многом история моей тещи, я бы даже сказал, моей второй мамы – Рэмы Ильиничны Поляковой! Мы долго прожили вместе, особенно в последние годы. К сожалению, недавно она ушла… При мне в семье о блокаде рассказывали немного. Помню рассказ, как на фронте, где воевал отец Рэмы – Илья Яковлевич Поляков – убило кобылу. Может быть, взрывом. Это было зимой. В общем, они распилили эту кобылу, и Илья Яковлевич довольно большой кусок мяса привез домой.

Дина Полякова
Помню историю, что они эту лошадь разделили, поскольку в его части было несколько ленинградцев, и отнесли куски конины в свои семьи. Отец тогда сказал маме: «Свари мясо, и пусть дети съедят, сколько хотят». Потом они рассказывали, что Рэма поела (это был суп), получила добавку и на вопрос: «Рэмочка, хочешь еще?», ответила: «Хочу, но больше не могу». Когда я, естественно, уже после войны, не хотела есть, а у мамы был «бзик», что ребенка надо кормить, даже если он не хочет, она мне эту историю всегда рассказывала. Вот, мол, Рэмочка в блокаду… Так что я уверена, что история реальная.

У нас была очень дружная семья, целый клан. Думаю, это нас и спасло… 

«Эти цветы я никогда не забуду»
Дина Полякова
Еще одна история, которая меня всегда поражала. Мама работала в школе, учителем биологии. Это была одна из немногих школ, которая продолжала работать во время блокады. Знаменитая 239-я, которая тогда располагалась в Доме со львами на Адмиралтейском проспекте. (Дом Лобанова-Ростовского – памятник архитектуры 1817—1820 годов по проекту Огюста Монферрана).

У мамы в школе была замечательная приятельница, которую я хорошо помню – Мария Павловна Ивашкевич, заслуженная учительница, преподавала литературу. Она была из дворянской семьи, интеллигентнейший человек, знавшая много языков, выпускница той же гимназии, в которой училась писательница Александра Бруштейн. Мама всегда относилась к Марии Павловне с глубочайшим уважением и симпатией. В моем детстве пойти в гости к Марии Павловне – это был большой праздник.

Во время блокады Мария Павловна жила на Аптекарском острове, а мама с семьей жили на бульваре Профсоюзов. Однажды весной 42-го, в очень тяжелое время, папа принес с фронта хвою и сказал: «Обязательно завари, чтобы у детей не было цинги». Это тогда были единственно доступные витамины. А еще папа принес ландыши, которые уже распустились. И вот мама пошла пешком на Аптекарский остров и поделилась с Марией Павловной и ее сестрой Варварой Павловной этой хвоей и ландышами.

Это я помню абсолютно точно, потому что, уже после войны, когда я приходила с мамой к ним в гости, Мария Павловна всегда вспоминала эту историю. Она говорила: «Ну, хвоя ладно, но эти ландыши я никогда не забуду»… Во многом, благодаря такому отношению друг к другу мы и выжили. Мама с детьми и сестрой Соней уехала в эвакуацию летом 1942 года. Есть выписка, что Ревекка Самойловна Корженевич выбыла из школы по причине эвакуации, датированная 16 июля 1942 года. А в августе они приехали в Узбекистан, в город Андижан.

Лев Вениславский
Есть интересные воспоминания, как дети учились в блокаду, в том числе воспоминания учительницы, у которой училась Рэма, и учеников той же школы.

Из истории 239 школы:
«На линейке учительница истории Ксения Владимировна Ползикова-Рубец (выдержки из ее дневника приводят Алесь Адамович и Даниил Гранин в «Блокадной книге») произнесла речь перед своими будущими учениками:
«Товарищи, мы начинаем занятия в необыкновенной обстановке: страна ведет тяжелую войну с сильным врагом; город наш окружен со всех сторон огромным числом фашистских дивизий, он стал фронтом. В такой обстановке не приходилось учиться ни одному поколению русских школьников. Пройдут года, вы станете взрослыми, у вас будут дети, внуки… Они вас непременно спросят: «Что вы делали в дни Великой Отечественной Войны?» И вы с гордостью скажете: «Мы учились в Ленинграде». Многие из вас любят уроки истории, но она не только в прошлом.
Мы с вами живем в замечательную эпоху, когда в книгу истории вписываются страницы, полные героизма. Научитесь же читать эту книгу, и тогда вам легче будет переносить все трудности и лишения.»

Из дневника (проект «Прожито», журнал «Родина») Ксении Владимировны Ползиковой-Рубец:
«29 ноября. Разговоры о еде приносят вред, разжигая чувство голода, но прекратить их трудно.
– Ребята, – говорю я, – чтобы разговоров о еде больше не было! Предупреждаю: за каждый такой разговор буду брать штраф хлебными корочками.
Конечно, мне никто не поверил, но детям понравилось угрожать друг другу штрафом за разговоры о пище.
– Смотри, уже двадцать пять граммов надо платить!
– Почему двадцать пять? Я только о сырковой массе говорила.
– А она у тебя с цукатами была? Определенно с цукатами, так что придется платить двадцать пять граммов.
Большим счастьем было то, что многие из нас в те дни сохранили юмор: он помогал нам даже в очень тяжелые минуты».

Лев Вениславский
Рэма говорила, что на ее выбор профессии (учитель истории) повлияла именно Ксения Владимировна. И еще Рэма рассказывала, как они летом 42-го сажали огороды… Во время блокады семья Рэмы жила на бульваре Профсоюзов, ходили на Неву за водой. Потом, к счастью, эвакуировались. Насколько я знаю, эвакуация была очень тяжелая. А после возвращения из эвакуации они жили в Кирпичном переулке, в доме 4, на последнем этаже (дом Л.Ф. фон Гауфа, возведен в 1801 году).

Выписка из архива музея Яд Вашем об эвакуации Рэмы Поляковой

Дина Полякова
В Израиле живет моя сестра Тамара Ильинична Лендовер (средняя из сестер Поляковых), которая пережила Великую Отечественную в раннем детстве, но многое сохранила в памяти. У нее есть свои воспоминания о блокаде и эвакуации, и это будет «информация из первых рук». Вероятно, это свойство нашей памяти – мы помним себя с весьма раннего возраста. 

Илья Поляков – ученый, солдат
(Илья Поляков, видный советский ученый-биолог, участник Великой Отечественной войны, оставил интереснейшие воспоминания, подготовленные к публикации его младшей дочерью Диной Поляковой. Мы также планируем сделать об Илье Полякове отдельный материал.)

Лев Вениславский
Рэма родилась в Крыму в 1930 году в селе Кадима, в котором тогда был организован один из первых еврейских колхозов. Родители ее – отец Илья Яковлевич Поляков и мать Ревекка Самойловна Полякова (Корженевич), были еще студентами. Маме на момент рождения Рэмы было 19 лет, папе – 18. И папа, и мама были биологами. 

Ревекка и Илья Поляковы (мама и папа), Тамара, Рэма, тетя Соня (сестра Ревекки). 1940

Семья Поляковых. Справа Рэма, рядом дедушка, за ней родители Илья и Ревекка. 1930-е

Фотография второго класса, в котором училась Рэма Полякова. Рэма во втором ряду справа. 1939

Рэма. 1939

Родители Рэмы окончили в Симферополе биологический факультет Крымского Педагогического института. Илья Яковлевич еще студентом был зачислен в аспирантуру, кандидатскую диссертацию он защитил в Ленинградском Университете в 1938 году. А в 1934 году он начал работать во Всесоюзном институте защиты растений (ВИЗР), где и проработал всю жизнь до 1990 года, организовав опорный пункт ВИЗРа в Крыму. На этих пунктах проводились исследования по выявлению вредителей и болезней сельскохозяйственных культур для разработки мер борьбы с ними.

В Ленинград Поляковы переехали в 1938 году из Актюбинска, где Илья Яковлевич также организовывал опорный пункт ВИЗРа. Семьи двух его сестер с детьми погибли в Крыму во время оккупации…

Мистика и чудо
Дина Полякова
И снова о чуде. Думаю, только чудо спасло моего отца в годы репрессий. В 1937 году он, без пяти минут кандидат наук, работал во Всесоюзном институте защиты растений. Был очень активный, всегда говорил то, что думает. Как молодого специалиста, его отправили организовать опорный пункт института в Актюбинске. В то время Актюбинск был местом ссылки. Думаю, это назначение отца очень сильно повлияло на жизнь родителей и фактически их спасло. Они приехали в Актюбинск, там родилась моя вторая сестра Тамара. 

Сначала к ним отнеслись подозрительно, потому что их документы еще не прибыли, и многие думали, что они тоже ссыльные. Но потом все наладилось. Отец организовал пункт по защите растений, мама работала в школе. Она рассказывала, какие интересные люди там были! У них было замечательное окружение. Это было большое везение. Потом во время войны отца сначала отправили на курсы разведчиков, в специальный батальон, где их тренировали. Папа был физически очень сильный человек. Им нужны были лыжники, умеющие также вести рукопашный бой. Потом решили, что отец не подойдет, и его отправили в зенитную часть. Как папа потом вспоминал, ему опять очень повезло. В зенитной части его начальниками были два бывших генерала царской армии – люди исключительно интеллигентные и грамотные. И снова у отца был прекрасный круг общения.

Папа всегда был человеком творческим. В свободные от дежурств часы он готовил и читал лекции по истории войн, в частности, о войне 1812 года, о Первой мировой. У меня сохранились конспекты этих лекций. Отец был прекрасным лектором, его лекции всегда вызывали интерес. Он рассказывал еще об одном чуде, которое его спасло. Однажды он дежурил на пункте, его пришел сменить приятель, с которым они жили в одном блиндаже. Отец в это время читал какую-то книгу и сказал: «Знаешь, Борис, я, пожалуй, посижу с тобой, у тебя здесь тепло, что я там один буду!» И это опять его спасло, потому что их блиндаж разбомбило.

Илья Яковлевич Поляков на Ленинградском фронте

Фронтовые фотографии Поляков всегда подписывал ироничными стихами собственного сочинения

***
В рассказах о нашей семье меня всегда поражала некая мистика.
Мама с детьми и тетей Соней уехали из Ленинграда в эвакуацию летом 1942 года, в августе. Поездом добирались до Андижана несколько недель.После первой страшной блокадной зимы они могли уже никуда не уезжать, потому что было ясно, что самое тяжелое пережили, и дальше будет легче. Но папа получил письмо от своей сестры, которую из Крыма эвакуировали в Узбекистан вместе с дочкой Мусей.

Муж (дядя Петя Сорокин) папиной сестры Дины (меня назвали в ее честь) был на фронте, и она написала папе: «Пусть Ривочка приедет к нам с детьми, потому что, если со мной что-то случится, Муся останется одна». Дина значила для папы очень много, и, если она попросила, значит, надо сделать.

И вот мама с детьми и с сестрой поехали... Тетя Соня уже, к сожалению, похоронила свою маленькую дочку, которая родилась в начале войны. Поездка была мучительной. И первое, что тетя Дина сказала, когда их увидела: «Ну, слава богу, теперь Муся не будет одна». Буквально через полгода тети Дины не стало. Она предчувствовала это… Мистика была в жизни и другой моей тети – Сони, маминой сестры. В 1944 году они уже вернулись в Ленинград из эвакуации. Тетя жила в той же коммунальной квартире, где раньше жила с мужем. Она иногда говорила: «Что у меня за жизнь? От мужа с марта (1945 года, дело было в августе) нет вестей, ребенка я похоронила. Что меня ждет?» И вдруг тетя первого сентября идет к двери, а соседка по коммуналке ее спрашивает: «Соня, ты куда?» А тетя отвечает: «Как – куда? Абрам же идет». Ее муж действительно приехал в тот день. Вестей от него не было, потому что их часть из Вены перебросили на Дальний Восток: ожидалась война с Японией. Но тетя чувствовала, что именно в этот день он должен прийти, и он пришел. 

Абрам, муж Сони

Тетя Соня с Тамарой и Рэмой

Это рассказывала ее дочка, моя двоюродная сестра Алла, которая родилась в 1946 году. Ну, а потом были 47-й, 48-й, 49-й годы, со всеми этими разоблачениями «безродных космополитов». Для моей мамы в 1947 году после декретного отпуска, связанного с моим рождением, не нашлось места в школе. А у папы в то время были бурные дебаты с Лысенко. И Лысенко тогда прошипел отцу: «Ну, академиком ты никогда не будешь». И даже когда Лысенко сняли, угроза сбылась. Отца несколько раз выдвигали в академики, но каждый раз это не проходило. (Трофим Денисович Лысенко – советский агроном и биолог. Основатель и крупнейший представитель псевдонаучного направления в биологии. Имя Лысенко связывают со сталинскими репрессиями против биологов.)

Слева направо Тамара, Игорь (сын тети Любы), Рэма. Сидит двоюродная сестра сестер Поляковых Алла.1948

Лев Вениславский
Нужно особо сказать об отце Рэмы, дедушке моей жены Илье Яковлевиче Полякове. О нем есть статья в Википедии. Это был человек с очень сильным характером. Он никогда ничего не боялся. И даже в самые жуткие времена говорил то, что думал. Он боролся с лысенковщиной. Думаю, его спасло, что он все время был в разъездах. Вообще вся их семья просто необыкновенная. Илья Поляков был очень видный ученый. Воевал, после войны вернулся домой. 

Илья Поляков в годы Великой Отечественной войны

Илья Поляков с дочерью Тамарой в военном лагере под Ленинградом. 1945

С 1946 года заведовал лабораторией, а затем отделом прогнозов распространения вредителей сельского хозяйства. У Полякова более 450 научных работ, он подготовил 52 кандидата наук. В 1950 году у Илья Яковлевича была первая попытка защиты докторской диссертации. Но накануне на защите другого соискателя – аспиранта его оппонента – Поляков высказал ряд замечаний. В результате оппонент «завернул» диссертацию, и Поляков даже не явился на защиту. Однако через год, в 1951 году, Илья Яковлевич защитил докторскую диссертацию уже по другой теме.

Ревекка Самойловна Полякова

Илья Яковлевич Поляков

Илья Яковлевич Поляков

Блокадная дружба
Лев Вениславский

В Ленинграде во время блокады с Рэмой Поляковой в одном классе учились Мая Набокова (недавно скончавшаяся старейшая прихожанка петербургской Синагоги) и Мура Вихман. Они дружили со школьных лет и до конца жизни. ЛВ5 Подруги после окончания школы: второй ряд справа налево – Рэма, Мая, Мура

Школа, прощай! Выпуск 1947–48 

Пожелания Муры Рэме – на память 

Эвакуировались примерно в одно время, пережив самые тяжелые месяцы в Ленинграде. Рэма, Мая и Мура сохранили дружбу на всю жизнь. С Маей Рэма, вероятно, последний раз встречалась еще до нашего отъезда в Израиль, но они всегда поддерживали связь, переписывались, часто разговаривали по телефону. Дружба была очень теплая, хотя и на расстоянии. А Мура к нам приезжала, в том числе на нашу свадьбу в Вильнюсе, где мы жили до репатриации. Несколько раз приезжала в Израиль, и они много общались с Рэмой. Еще в этой дружбе принимал участие младший брат Маи, Владимир. Володя тоже приезжал в Израиль, они все встречались. Кстати, со своим будущим мужем Рэма познакомилась на танцевальном вечере в Институте иностранных языков, куда ее пригласила Мура. Рэма тогда училась в Педагогическом институте имени Герцена на историческом факультете. Рэмин будущий муж Матвей – тогда курсант Военно-морского училища имени Фрунзе – после окончания был направлен на службу во Владивосток. Рэма уехала с мужем на Дальний Восток, когда была на предпоследнем курсе, и уже там закончила институт. В Ленинграде Рэма больше не жила, но там жили ее родители, и она часто приезжала к ним. Там и дача была, все внуки ее родителей, Рэмины племянницы и дочь Рэмы приезжали на эту дачу, проводили там лето. Наш сын тоже немножко успел все это «ухватить». Так что связь всегда поддерживалась. И все три подруги – Рэма, Мая и Мура – очень много друг другу писали, делились впечатлениями, общались.

Рэма (слева) и Мура Вихман (справа) в Израиле

Рэма (слева) и Тамара (справа) Поляковы, Мура (в центре)

Мая Набокова 

О еврейских традициях
Лев Вениславский

Рэмины прабабушка и прадедушка Злата и Моисей

Семья Поляковых была далека от еврейской традиции, это было в советское время просто опасно. Детям ничего не рассказывали, поэтому маленькие девочки, моя жена в том числе, не могли понять, почему их бабушка постилась на Йом-Кипур (мы, младшее поколение, даже не знали, что это значит). 

Однако на Песах в их доме всегда была маца. Для этого покупали муку и несли в наволочках в синагогу, где ее выпекали. Вообще на Песах у них были и кнейдлах, и гефильте фиш, и мацовая бабка.

А в Грозном, откуда я родом, мацу пекли горские евреи. Эта маца была круглая, как блин, и очень тонкая… Синагогу Грозного закрыли в начале 1930-х. Потом в этом здании было музыкальное училище. 

Город Грозный. Вид на синагогу и мечеть. Открытка 1910 года

Статью подготовила Елена Янкелевич
Фотографии из семейных архивов Дины Поляковой и Льва Вениславского
Благодарим Нехаму Цивину за идею статьи и помощь