Белла Крупицкая пережила блокаду, о чем рассказала в интервью, снятом для мемориала «Яд Вашем». На его основе мы приводим выдержки из ее рассказа. Благодарим Нину Цивину за предоставленные фотоматериалы, а также помощь в подготовке статьи.

Родители

Я родилась 13 апреля 1937 года. Мою маму звали Вера Моисеевна Сегаль, по-еврейски – Дебора, но в 20-е годы она взяла имя Вера. Отец так и остался – Лазарь Нахимович. В Россию мама попала в 17 лет, она приехала из Латвии, из Двинска, где жили евреи.

Белла Крупицкая с мамой в 7 классе

Папа родом из города Прилуки Черниговской области, Украина, где тоже было еврейское поселение, много грузинских евреев. Родители познакомились в Ленинграде, разговаривали между собой на русском языке, а также на идише. Папа не был похож на еврея. Когда он провожал маму, та думала: «Как мне узнать, русский он или еврей?» И вот он ее провожал, она несколько слов кинет на идише и молчит, потом еще раз повторила. Тогда он ответил. «Откуда вы знаете идиш?» - «Так я ж еврей». Как она счастлива была, что с евреем познакомилась! У нее были русские кавалеры, но бабушка запрещала выйти не за еврея. Несмотря на то, что все были коммунисты.

Что будет, то будет

Я помню, что был жуткий холод. Минус сорок два градуса на улице. Сковывал холод. Не только голод, но и холод. У нас была такая печечка-«буржуйка», чтобы хоть кипяточек сделать - немножко руки согреть. Спали мы на кровати параллельно, чтобы согреться друг о друга. И потом, все время бомбежки были, сирена была под нами прямо. Жили мы под звуки метронома – радио круглосуточно работало. Передавали постоянно: «Граждане, воздушная тревога», и надо было бежать. Поначалу мы бежали, а потом уже сил не было. Когда мы изголодались, еле ходили и оставались дома, мама сказала: «Что будет, то будет».

Мама Вера

Перед эвакуацией тетя Роза сказала «Вы меня не довезете», но мама ответила: «Нет, умирать будем все вместе'. И мы все вместе уехали в Самару».

Мама Вера

«Дайте мне каши!»

А бабушка с ума сошла от голода, когда мне было четыре года. На моих глазах. Это страшно вспоминать. Она бегала вокруг стола и кричала ''Дайте мне каши! Дайте мне каши!''. Щеки красные, волосы развеваются. На это она отдала последние силы перед смертью. А потом упала и сникла.

Она десять дней лежала на холодной кухне. Тогда же были большие плиты, которые топились дровами, и она лежала десять дней там. Я же это все видела. Так мама, бедная, отдала двухдневный паек дворнику, чтобы ее просто вынесли на улицу. Наверное, она похоронена на Пискаревском кладбище. Там же только годы написаны: 1941, 1942, 1943...

Мама добилась, чтобы семью эвакуировали

Мама была партийная. Отец мог остаться «на брони», на заводе, потому что они делали оружие. Но он же был коммунист, а раз коммунист, значит, должен быть добровольцем. Ну и он ушел в армию – тем более он был артиллерист по специальности. А мама по партийной линии получила задание вывезти 120 ленинградских сирот. И благодаря этому мы эвакуировались. Мы ехали через Ладожское озеро осенью 1942 года. Поначалу было очень голодно. Мы такие страшные были, как из концлагеря – кожа да кости. Местные люди даже загоняли детей домой, чтобы они не видели нас – настолько мы были страшные и исхудавшие.

Первый год был очень голодно. Мама меняла, все, что на ней было, на продукты. А на второй год мы уже посадили огород. Мы ожили. Это было в Куйбышевской области, а там – чернозем. Какие помидоры! А какая тыква, какая картошка! Вот благодаря огороду мы как-то и продержались.

Мама работала в детском доме и получала оттуда паек. Кстати, я была маленькая и ходила за этим пайком.

Мы с мамой жили в коммунальной квартире. У нас были хорошие соседи из Москвы.

44-й год, школа

Мне было ужасно тяжело учиться. Меня били местные. Все ребята переростки, а я была маленькая. У меня от страха, от бомбежек глаз очень сильно косил. Я устала от этих издевательств. «Косая! Косая!» - все кричали. И били меня нещадно, в солнечное сплетение. Поэтому я не любила ходить в школу. Но надо было – ходила.

Ни портфелей, ни тетрадей нечего не было, все на память надо было учить. А меня мама уже в пять лет научила читать и писать, и для меня это проблемы не составляло. Только арифметика плохо шла.

Из эвакуации семья Беллы вернулась в 1945 году, в ту же квартиру

Ну а когда мы приехали в Ленинград (школа была женская – раздельное обучение), были тишина, покой, хорошие преподаватели. Но я год потеряла из-за переезда. Хотя мне повезло, в этот год стали давать английский, а то все был немецкий. А у меня английский хорошо пошел.

Такой холод был, и сырость. А я была маленькая и должна была таскать дрова мокрые и потом бегать за керосином, чтобы разжечь топку... Два часа я занималась растопкой. Надо было знать. В какое время закрыть вьюшку, чтобы не угореть. Потом я училась - во вторую смену.

Он никогда не писал «если»

Папа последний раз был у нас в 1945 году, проездом (в Самаре). Мы даже Новый год вместе встречали. Такое счастье было! Он пришел за мной в школу, снял меня с уроков и привел домой. Я помню, я такая маленькая по сравнению с ним шла, а он плохо морозы переносил, а морозы крепкие стояли. Помню, у него шапка с ушами спущенными была; помню, как мы между сугробов шли и я такая счастливая была... Что он меня вел, что мы встретились. Ну вот, 45-й год мы вместе встречали.

У него совершенно не было сомнений, что он живой останется. Он никогда в письмах не писал «если», «если жив буду». Папа писал: «Вот скоро война кончится, и мы встретимся, и будем большой семьей жить».

Погиб он в Польше

Папа два раза приезжал в краткие командировки с фронта навестить семью. Погиб он в Польше – тогда это была Восточная Пруссия. Войска вышли за границу, шли быстро; он был на Втором Белорусском фронте под руководством маршала Рокоссовского. Это была танковая бригада, а он был гвардейцем, командиром на самоходке. И он говорил, что они должны американское оружие получать, а так не хочется: американская броня была тонкая, и если попадал немецкий снаряд, то танк быстро загорался, люди не успевали выскакивать. И так, наверное, и вышло.

Извещение

Мама долго не получала извещение. Уже война прошла, уже отпраздновали Победу. Она писала и Ворошилову, и Калинину... Мы получили извещение только в июне 45-го года. Почтальоны видели, что мы ждали письма. Письмо это было написано не на бумаге, а на мишени – на мишени, которая в тире стоит. И почтальон поняла. Она подсунула письмо под дверь и убежала. Я помню, как мама посадила меня на колени. Ой. Как она выла... страшно вспоминать...

Я жива, выросла и стала человеком

Родственники отца брали меня на каникулы и закармливали. Я была заморышем, бабушка мне молоко давала. Тетя такие борщи украинские варила! Они жили в Чернигове. Я жива, выросла и стала человеком.

Белла Крупицкая

Семья Беллы в фотографиях

Хана Тевьевна Штейн 1888 г.р., бабушка Нины Цивиной

На обороте фотоснимка: На долгую память моей дорогой старшей сестре Фрейдл. Любящая тебя твоя сестра Анюта. Двинск, 22 августа 1910 г.

Одна из сестер Хана 1888 г.р. считалась самой красивой девушкой в Двинске. На фото: Хана с мужем Мовша Бером Штыканом. Когда они поженились, он был студентом Петербургского университета

Белла просила у родителей брата, но осталась единственным ребенком в семье. Отец ушел на войну. Он работал мастером на оружейном заводе, но жене и Белле говорил, что делает игрушки. Два раза он приезжал на побывку. Погиб в Польше.

Дядя Давид, родной брат матери Беллы. Погиб во время блокады, пошел за хлебом и не вернулся

Фрида Тевьевна Штейн, бабушка Беллы, погибла в блокаду от голода

Тетя Роза. Когда началась война, маленькая Белла жила в Ленинграде с мамой и бабушкой. Комната в коммунальной квартире на Фонтанке была сырой и холодной с окнами во двор. На Фонтанке, но в другом доме, жила ее тетя Роза.

Тетя Пера (Брин Вера Иосифовна), 1913 – 1989, воевала. Звания: военврач 3-го ранга, капитан
Должности: начальник хирургического отделения эвакогоспиталя №283. Награды: орден Отечественной войны 2-й степени, орден Красной Звезды, медали.

Схематичное семейное древо, нарисованное Беллой Крупицкой для троюродной сестры Нины Цивиной

Белла Крупицкая с мужем

Муж Беллы был выдающимся архитектором. Как волонтер, он хотел увековечить память русских и польских евреев, погибших в годы войны. Белла повсюду его сопровождала.

От редакции

Сейчас Белле 83 года, она живет в Израиле. Белла освоила мессенджеры, пользуется Интернетом. Она много пишет Нине о своей жизни вообще, о прошлом и о блокаде.

«В апреле мне уже стукнуло 81! Но мне дают на 10-15 лет меньше», - писала Белла сестре Нине несколько лет назад. Сейчас ей 83 года.

Белла Крупицкая обратилась в редакцию с просьбой разыскать свою знакомую - Абросимову Людмилу Владимировну, которая живет в Петербурге в районе метро «Проспект Ветеранов».

Интервью с Беллой Крупицкой о блокаде, снятое для мемориала «Яд Вашем»