Однажды в общежитии минабсорбции Израиля поселились новые репатрианты – семья Ривы Мазовецкой-Шнейдерман. Все знали, что муж Ривы – Исаак – всю войну находился в блокадном Ленинграде. Затем – погиб. И вдруг от него стали приходить письма и открытки в Израиль.

Я ознакомился с семейным архивом Мазовецких. И попросил объяснить, почему письма от 1941-1944 года стали приходить в Израиль от погибшего человека. И услышал следующую историю: семья Ривы Мазовецкой оформила документы и должна была отбыть из СССР, на таможне вдруг решили, что письма не пропустят. Рива заявила: «Без этих писем я никуда не поеду!»  Вначале ее дети не знали, что делать. А потом сообразили. Накупили конверты, разложили по ним письма погибшего отца, отдали родственникам, и те раз в неделю отправляли по письму. Письма из блокадного Ленинграда приходили в Израиль в течении нескольких лет.

Эра, младшая дочь поведала мне, что эти письма находились при матери всегда. И во время войны, когда они жили в Костроме, и в Красноярск, куда затем переехали, а после войны письма проделали обратный путь – в Ленинград.

Когда отменили карточки, вся семья собралась за столом: впервые за долгие годы пили сладкий чай и ели французские булочки с маслом. И младшая дочь сказала: «Мамочка, нам больше ничего и не нужно. Пусть всегда будет так, как сегодня!»

Рива внимательно посмотрела на дочь и ответила: «Да, пожалуй, пусть будет так. Но я прошу тебя запомнить, что главное, что у нас есть, – это наша честь и папины письма, в которых он часто пишет о наших еврейских корнях!». Затем она вытащила письма и стала читать их вслух, и о чем бы ни писал Исаак – о болезнях, погоде – везде было объяснение в любви своей семье. Но рядом с этими письмами всегда хранились и воспоминания самой Ривы: и тоже о любви, и семье!

«Только Исаак – и больше никто!» (Из воспоминаний Ривы)

«Мне делали несколько предложений выйти замуж. Но я сказала папе: «Только Исаак – и больше никто!» А Исаак молчал. Единственное проявление его интереса ко мне заключалось в том, что вечерами, когда я с подругой приходила в дом культуры на танцы, он появлялся в восемь часов, проходил в читальный зал, а приблизительно к девяти появлялся, подходил ко мне и говорил: «Ривочка, хватит, идемте домой» Я подчинялась. Трудно сказать: то ли потому, что он был старше меня, то ли потому, что он был другом моего отца, а может быть потому, что я его любила.

В 1924 году у нас была свадьба. Папа венчал нас в квартире моей сестры Фани. На свадьбе было много народа, а потом целую неделю мы ходили с визитами. За эту неделю мы порядочно устали. Папа хоть и был уже болен, но на свадьбе станцевал «казачка».

Исаак и Рива, фото перед войной

«…Где приземлились моя голубица» (Письмо Исаака)

Л-д    6.XI – 42 г.    

«Моя милая и любимая женушка Ривочка!

Сегодня в канун XXV рождения нашей новой родины исполняется 18-летие нашей совместной жизни. Много думал и сегодня о пройденном совместном пути, не менее думал и о сегодняшнем нашем положении.

Сегодня ночью, стоя в нашем (нрзб.-Я.Т), мои мысли переносились в два города: Кострому, где родилось 18 лет назад наше счастье, и в Красноярск, где в настоящее время приземлились моя голубица с нашими птенчиками.

Ведь пройденный нами путь сравнительно большой, и есть, о чем вспомнить. К сожалению, все это приходится делать в одиночестве. В этот день, знаменательный для нас, хочется думать только о хорошем, что я стараюсь делать. Прочь всякие временные невзгоды, перед тем, что живет и здравствует вечно. И человеческое счастье, и достоинство – бессмертны.

Сегодня я занят, а завтра у Розенсонов соберемся втроем и выпьем за наше счастье, за жизнь и здоровье всех наших детей… За нашу быструю победу над ненавистным врагом.

Обнимаю и целую тебя, моя любимая.

Твой Исаак.

«Уезжайте отсюда», - сказал Раби провожающим» (Из воспоминаний Ривы)

«В Архангельске Исаак работал в отделе культпросвета. Русской интеллигенции почти не было, а потому евреи были очень нужны на поприще ликвидации неграмотности. Через год у нас родилась дочь, и в честь папы ее назвали Цвия. В Архангельске мы жили два года. Холода мне очень надоели, и Исаак, будучи в командировке в Москве в комиссариате просвещения, попросил Крупскую о переводе в более теплые края. Исааку предложили Ростов-на-Дону. Я поехала с ребенком в Кострому, а Исаак – в Ростов-на-Дону. Там он проработал почти год, а приехав в отпуск, написал в Ленинград бывшему сотруднику, просил помочь с устройством на работу. В Ростове невозможно было достать жилье.

В январе 1927 года Исаак уехал на работу в Ленинград, через месяц он снял меблированную комнату в центре. Работал он в Леноблоно. Время было страшное, а потому мы почти ни с кем не завязывали знакомства. В нашем доме жили два брата.  С ними Исаак бывал в синагоге, и даже провожал Раби, которого власти выпустили, кажется, в Палестину. 

«Уезжайте отсюда, - сказала Раби провожающим, - здесь нет нашего будущего».

«Умри, но не будь изменником!»  (Письмо Исаака)

Л-д. 5.XII – 42

Моя милая, дорогая доченька Цвиенька!

Решил сегодня с тобой побеседовать наедине и поделиться некоторыми мыслями.

Сегодня общенародный праздник – День Конституции, да к тому же старый новый год на исходе, и мы находимся в преддверии нового 1943 года. Вести с фронтов Отечественной войны тоже улучшились, и есть основания предполагать, что в скором времени на нашей улице будет действительно праздник, чего мы от всей души желаем. К всему этому хочется мне вспомнить еще один полу-праздник, который совпадает как раз с этими праздниками – чисто еврейский – Ханука.

Гитлер ненавидит все народы и стремится истребить их, но особую ненависть питает он к евреям давно, еще до войны он поклялся их уничтожить. Мы все платим ему той же монетой.

Неудивительно, что в рядах нашей Красной армии имеется очень много воинов-евреев, награжденных медалями и орденами.

В ханукальных событиях есть два случая: о героях-женщинах, свято хранимые народно памятью.

Это женщина Хана с семью сыновьями и девушка Юдифь. Ассирийцам удалось захватить в плен семь сыновей Ханы. Каждого убеждали стать изменником. Мать каждого из сыновей провожала с твердым наказом: «Умри, но не будь изменником!».

Так погибли все ее сыновья, оставаясь честными патриотами своей родины. И сама мать погибла от своих рук, чтобы не попасть в руки врага.

Другой случай героизма такой. Чтобы внести смятение в ряды ассирийских войск, решено было убить их главнокомандующего Олоферна. На этот подвиг пошла молодая девушка Юдифь. Ночью она пробралась в лагерь врага и убила Олоферна. Этим поступком решен был исход последнего крупного сражения.

Вот, моя милая доченька, как перекликаются исторические события, отдаленные друг от друга тысячелетиями.

Теперь, доченька, поздравь от меня мамочку, Эрочку с Новым годом. Пожелай им много счастья, сил и здоровья.

Поручаю тебе крепко обнять их и расцеловать за меня, а тебя, в свою очередь, я крепко обнимаю и целую, да и мамочка это сделает от себя и от меня.

Будь здорова, моя доченька. Обнимаю и целую тебя крепко-крепко.
Жду от тебя писем. Передай всем от меня привет.

Семья Мазовецких: Рива, Исаак и дочь Цвия. Ленинград. 1932

«… Может потому Бог и уберег!» (Из воспоминаний Ривы)

«Всем мальчикам в нашей семье делали до войны брит, и даже когда в нашей квартире у соседей родился мальчик, то пригласили нелегально к нам моэля. И он делал ему брит в нашей комнате (у соседей комната была крошечная и узкая). Для того, чтобы другие не заподозрили чего-либо недозволенного, приготовили для моэля рукомойник в комнате и белый халат и объявили, что отмечаем день рождения новорожденного. К счастью, все обошлось, и теперь этот человек уже сам отец семейства. Кстати, в время бомбежки нашего дома его мама вышла на кухню, а в это время в их комнату попала бомба. Часть квартиры рухнула, а Семочка (так звали этого ребенка) остался висеть в своей кроватке между балок. Приехавшие пожарные вынули его из кроватки целого и невредимого.

Как-то в начале 50-х годов шли мы с дочкой Эрой в синагоге на новый год и встретили там Сему с его мамой. Конечно, вспомнили тот брит. Она сказала: «Спасибо вам и Исааку Давидовичу, может потому Бог и уберег Семочку».

«Ах, если бы все благополучно кончилось» (Письмо Исаака)

Л-д. 5.IV – 42

Моя родная троица: Ривочка, Цвиенька и Эрочка! 

Сегодня у нас в городе большая радость. После многолетнего перерыва пошли несколько маршрутов трамвая. У меня также есть возможность теперь большую часть времени ездить трамваем и таким образом сохранить свои ноги.

Вчера был у врача, который меня осмотрел. Ничего страшного не обнаружил, только указал, что имеется некоторое истощение и начинается цинга.

Из-за обнаружения цинги предложил пить хвойный напиток (витамин С), что я и делаю. Успокоил меня, что цинга скоро исчезнет. В отношении сердца нашел, что оно вполне нормальное. Единственное, что меня тревожит, это левая рука и отек ноги. Это последствия невралгии и переутомления.

Сейчас тут стоит прекрасная погода, сухая и теплая, - и это относительно придает бодрости и радости.

Ах, если бы все благополучно кончилось и вы, мои дорогие, были бы со мной. Какое это великое счастье! Придется, по-видимому, немного потерпеть, и надеяться, что благополучно дождусь этих радостных дней.

Ваш папа

Письмо Исаака Мазовецкого дочери Эре

«Однажды ему припомнили сионистское прошлое» (Из воспоминаний Ривы)

«В облоно большинство докладов готовил Исаак. Однажды он пригласил меня пойти вместе с ним на съезд ученых – многие из них с мировыми именами. Некоторых Исаак знал лично.

Начались выступления, дошла очередь до Исаака. Объявили, что выступит представитель облоно. Тогда ему было немногим больше тридцати, и, конечно, в сравнении с пожилыми солидными участниками он казался юным. В зале тишина, и он начал говорить – сначала тихо, а затем с нарастающим увлечением, не заглядывая в конспект, рядом со мной сидели два пожилых человека, Я слышала, как они зашептались, удивляясь его выступлению и ораторскому искусству.

Исаак был человеком книги. Даже идя с работы домой, он по дороге всегда читал. Однажды пришел с разбитым носом – не заметил строительных лесов и стукнулся. Дома его тоже всегда можно было видеть с книгой или газетой. Он любил дочек и выдумывал для них всевозможные развлечения: качели посреди комнаты, детский театр…

Но ему припомнили его сионистское прошлое и однажды вызвали в «Большой дом» на Литейном. В тот раз это кончилось благополучно, его отпустили домой».

«…Минул год, как мы расстались» (Письмо Исаака)

Л-д. 7.VII-42

Мои родные и дорогие Ривочка, Цвиенька и Эрочка!

Получил от вас, дорогие мои, письмецо от 20-VI. Большое спасибо, мои милые, что вы скрашиваете своими письмами мою одинокую жизнь. Вы не думайте, что скука меня заедает. Отнюдь нет! Я нахожу известное упоение в работе и общении с людьми, которые меня окружают. По роду своей работы приходится много читать, а также посещать лекции, так что время проходит разнообразно. Но при всем при этом вас-то, милые мои, мне и не хватает, а это ничем не заменить. Что ни говори, а семья буквально незаменимая вещь.

Сегодня минул ровно год, как мы расстались. Вспоминаю каждую мелочь этого дня: получение эвакуационного документа (нрзб. – Я.Т.), упаковка вещей, поездка на вокзал в сан-автомобиле, посадка в вагоны, и, наконец, последние прощальные минуты и ваш отъезд. Помню долгое ожидание вашего первого письма и сладость от прочтения.

Много воды утекло за это время и еще больше… Единственное, что изменилось, - это ясность совершающихся событий и более открытые перспективы. Теперь надо терпеливо ожидать счастливого исхода и возобновления нашей совместной жизни.

По случаю годовщины нашей разлуки послал вам троим на память по открытке с лучшими пожеланиями.

О себе писать много нечего. Продолжаю работать по-прежнему и в ближайшее время буду очень занят, т.к. меня перебрасывают (временно) на паспортизацию, которая начинается в ближайшее время. Это весьма ответственная работа, и проведена она должна быть в самые короткие сроки.

Ваш папа

Открытка-песня из блокадного Ленинграда

«Может быть, я не уберегла мужа, но я спасла детей» (Из воспоминаний Ривы)

«…1941 год подвел еще одну черту в моей жизни. Началась война. Немец так стремительно стал продвигаться, что у нас с Исааком мелькнула мысль отправить наших девочек с интернатом. Другой вариант был – отправить их в Кострому, к Анюте. Но пока решили младшую отправить в эвакуацию с детским садом. Сутки я вместе с соседями по квартире метила белье. Настал последний день перед отъездом. Я шла удрученная по улице и вдруг вижу автобус, увозящий детей. Одна девочка звала: «Мамочка, мамочка!» А та стояла на панели, махала ей и судорожного сдерживала рыдания. Я ничего Исааку не сказала, уложила детей спать, а ночью меня начали душить рыдания. Исаак проснулся, увидел меня плачущую и сказал: «Ты – мать и сама должна решить, как поступить». Я ответила: «Исаак, я не могу отпустить детей».

Может быть, я не уберегла мужа, но я явно спасла детей, так как позднее я узнала, что почти все эшелоны с детьми или были уничтожены во время бомбардировок, или попали в руки к немцам.

Через несколько дней в жилищной конторе были вывешены списки женщин с детьми, подлежащих эвакуации. Я не работала и, таким образом, была в этом списке.

… Нас провожал Исаак. Поезд тронулся, а он бежал до конца платформы, махал нам рукой и смахивал слезы из-под очков. Это было 8 июля 1941 года.

В Кострому мы ехали долго. На человека разрешили взять шестнадцать килограммов. Приходилось помогать молодым мамам с маленькими детьми. В последнюю минуту вспомнили о нашем валяющемся одиноко узле с пожитками. Для детей еще что-то взяла на зиму, а для себя только жакет. И одну подушку на троих».

«К семье вернусь незапятнанным» (Письмо Исаака)

Л-д 10-III-43

Моя дорогая Ривочка! 

Получил сегодня два твоих письма и открытку. Все не февральские. Ты не можешь себе представить, моя роднуша, как я был рад этим письмам. До них получился известный перерыв, и я уже соскучился по твоим письмам.

В письме ты затронула ряд таких вопросов… На них я решил ответить в личном письме. Да и вообще хочется с тобой поговорить наедине, и это можно только в письме, адресованном тебе личною Правда, письмо – это не то что говорить с глазу на глаз, но пока ничего не поделаешь. Не мудрено, что эти месяцы довольно долгие, принесли тебе седину. Это вполне нормально для настоящего времени, когда месяц равен годам. Теперь мы с тобой выровнялись. Ведь и у меня виски серебристые. Слава богу, ведь мы люди не первой молодости, и отчаиваться нечего. Надо лишь друг другу пожелать пережить все невзгоды и вернуться друг к другу.

Насчет разговоров относительно меня, то плюнь на всех.

…Никаких интересов, кроме как скорой нашей победы над врагом и счастливой встречи со своей семьей, для меня не существует.

…Слишком много я пережил и еще больше видел, чтобы заниматься пустяками. К своей семье я вернусь с полным сознанием своей честности и незапятнанным.

В прошлом месяце я выслал 550 рублей, в этом месяце я постараюсь еще выслать. Ты, моя дорогуша, не беспокойся за меня. И если даже ради семьи я поступлюсь своими интересами, то тоже не беда. Я перед вами в большом долгу. Этого никак нельзя обойти.

Меня очень радует, что дети наши повзрослели за это время. Ах, как бы я хотел на них посмотреть! ничего, встретимся все вместе.

Твой Исаак

«Казалось, что беда нашу семью миновала» (Из воспоминаний Ривы)

«Исаак писал часто. В разлуке мы были единым организмом. Он писал: «Люблю тебя до боли в сердце». Все эти годы Исаак был в Ленинграде. Пережил блокаду, был в народном ополчении. После прорыва блокады был награжден медалью «За оборону Ленинграда». Потом его перевели на работу в милицию. Он пользовался там большим уважением, писал все отчеты и готовил доклады для начальника, который был не слишком грамотен. Время шло, и казалось, что беда нашу семью миновала. В своих письмах, а Исаак посылал их почти ежедневно, он писал, что скоро наступит мир и мы сможем вернуться в Ленинград. «Потерпите еще немного», – писал он. Все письма с первого до последнего я сохранила. И все конверты пронумеровала и проставила даты. Это был уже настоящий архив».

«Несмотря на фронтовую обстановку» (Письмо Исаака)

Ленинград. 23.9.43

Доченька родная, милая Эрочка!

Видимо, ты отдохнула за это лето хорошо и теперь сможешь отлично заниматься, чтобы в будущем году начать учебу в Ленинграде.

Здесь, несмотря на фронтовую обстановку, также вывозили детей на дачи и в пионерлагеря. И сейчас можно видеть по городу много детей с портфелями и сумками, которые идут в школу.

Напишите мне, какие предметы сейчас вы проходите и есть ли изменения у вас в нынешнем году, поскольку ты учишься в женской школе.

Твой папа

«Он предпочел арест «выгодной службе» (Из воспоминаний Ривы)

«1 октября я вернулась в Кострому с дочками. Цвия сдала экзамен в педагогический институт еще в Красноярске и сразу же приступила к занятиям в институте в Костроме. Эра пошла в пятый класс. И тут-то стряслась беда. Исаака арестовали за дезертирство: он перестал ходить на работу в милицию, ружье поставил в углу комнаты и лежал на диване.

Вернувшись в Ленинград приблизительно в сентябре, Фаня (сестра Ривы. – Я.Т.) пошла в милицию узнать об Исааке, и ей сказали, что он арестован.

Причину мы так в точности и не выяснили. Известно. Что его вызывали в «Большой дом» (городское управление НКВД. – Я.Т.) и предлагали работу и отличную квартиру. Что за работа? Так и не ясно. Но ясно одно, что он отказался и предпочел арест «выгодной службе».

Вместо тюрьмы или лагеря его направили в штрафной батальон. Тогда были тяжелые бои в Эстонии. Он был ранен и отправлен в госпиталь. Письма с указанием места, где находится госпиталь, я так и не дождалась.

Кое-какие сведения о его последних месяцах в Ленинграде я получила от его родственников. Что-то было связано с сионистским прошлым Исаака. Видимо, он не шел на какую-то сделку. Фане рассказывала, что ей дали свидание, но Исаак ей тоже не мог ничего сказать. 

Только одно: для семьи он сделал все, что мог, чтобы ее сохранить.

Я многие годы писала запросы, ездила в Москву, но ничего не удалось узнать. Прошло какое-то время, с него сняли судимость, а на младшую дочь дали «пенсию».

Ян Топоровский (Израиль)
Первоисточник публикации: mishpoha.org