21.07.2020

«Небесное ремесло», или В чем разница между сойфером и каллиграфом

Авраам Борщевский — бывший ленинградец, всемирно известный израильский мастер сакральной и творческой каллиграфии, автор самого большого и дорогого свитка мезузы из Книги рекордов Гиннесса. Среди его заказчиков — коллекционеры иудаики, общественные и государственные организации Израиля, в числе которых Канцелярия президента Израиля, Мемориальный институт «Яд-ваШем» и Фонд барона Ротшильда. Среди обладателей пергаментов с автографом Борщевского — президенты США, России и Казахстана, премьер-министры Израиля и Великобритании, дипломаты, ведущие раввины, христианские иерархи, бизнесмены из списка Forbes и всемирно известные общественные деятели.

26 июля на онлайн-школе еврейских знаний начнется курс Авраама Борщевского по еврейской каллиграфии. Присоединиться к нему еще не поздно!

В преддверии этого события иерусалимский мастер рассказал нашему изданию о своей семье, работе сойфера, тонкостях и секретах каллиграфии.

Авраам Борщевский с «Царь-мезузой» в Музее мировой каллиграфии. Москва, 2019

Почему ребенок говорит по-немецки?

Я родился в праздник Ханука 1970 года в украинском городке Коростень.
В семье я оказался старшим сыном, старшим внуком и старшим правнуком.
Мне посчастливилось застать поколение прабабушек и прадедушек, которые родились в конце 19 и начале 20 веков и успели получить традиционное еврейское воспитание и образование.

Уверен, что во многом благодаря этому, родившись в ассимилированной советской семье, я вернулся к еврейской традиции. Мои бабушки и дедушки родились еще в деревнях близ Коростеня. Во время Второй мировой войны дедушка Григорий Яковлевич Борщевский чудом выжил после тяжелого ранения на фронте, затем обучал новобранцев на Урале, а после войны преподавал черчение в Техническом училище. Часть семьи попала в Сталинград и оказалась в эвакуации в Узбекистане. Родители родились в Коростене уже после войны. Папа, Иосиф Григорьевич, окончил ленинградский Политехнический институт, отслужил офицером ПВО на Дальнем Востоке и получил работу в Парголово под Ленинградом. Мама, Римма Самуиловна, окончила Филологический факультет Педагогического института в Омске. Спустя почти два года после моего рождения мы перебрались из Коростеня в Ленинград, продолжая каждое лето до Чернобыльской катастрофы приезжать на Украину.

Благодаря этому хорошо помню уклад жизни старшего поколения семьи и хранимые ими религиозные традиции. Прадедушки посещали синагогу, прабабушки зажигали субботние свечи, отмечали еврейские праздники, тайно выпекали мацу, которой делились с родственниками. Рассказывали чудесные истории о почитаемом с 19 века Веледницком ребе, могилу которого посещали ежегодно. После одного из возвращений в Ленинград я в детском саду принялся учить своих приятелей словам на идише, которых нахватался за лето в Коростене. Воспитательница уточнила у моей мамы: «Почему Саша говорит по-немецки?» Маме пришлось дома внушать ребенку, что это опасно.

Дошкольник Саша Борщевский. Ленинград, 1977 год

Мама преподавала русский язык и литературу в школе № 475 Выборгского района Ленинграда. В детстве я занимался в кружках рисования в школе и во Дворце пионеров. В нашей школе кружок рисования вел Михаил Магарил, впоследствии ставший известным иллюстратором и дизайнером книг в США. Я любил разные интересные кружки и даже года три посещал спортивную секцию дзюдо в Приморском районе Ленинграда.

Пионер Саша Борщевский

Иврит по самоучителю

Сам я впервые попал в Синагогу в Ленинграде только в конце 80-х, будучи уже первокурсником Архитектурного факультета ЛИСИ. Это было перестроечное время, когда пробуждалось национальное самосознание, молодежь искала себя. Моя увлеченность русской литературой, музыкой и изобразительным искусством сменилась духовно-философскими поисками, что закономерно привело к знакомству с религиями и их адептами.

Паспортное фото Александра Иосифовича Борщевского. 1986 год

Однажды от родственников я услыхал, что в Синагоге на Лермонтовском проспекте в праздники собирается еврейская молодежь. Так вот где в Ленинграде, оказывается, находится Синагога! Мне стало интересно, я прошел Лермонтовский проспект и в самом начале его обнаружил величественное здание в неомавританском стиле. Был весенний субботний вечер, за гранитно-чугунной оградой Синагоги благоухала сирень. Открыта оказалась только Малая Синагога. Я сразу почувствовал себя уютно. В зале я увидал троих бородачей за скудной трапезой. Это были шамес Авром-Аба Эздрин, Давид Абрамович Коган и Шима Липович Крохмальник. С радостью узнав, что я еврей, Авром-Аба сразу дал мне в руки дореволюционное издание «Пиркей Авот» («Изречения мудрецов»). Позже Авром-Аба научил меня исполнять заповедь о тфилин.

Занятия Торой в Малой Синагоге. Ленинград, 1990.
Слева направо стоят: Ицхак Гордин, Ицхак-Шломо Ходорковский, Мойше-Мендл Трескунов, высокий студент, Ури Миронов. Сидят: Велвл-Цви Белинский, сойфер Авигдор Парнас, Авраам Борщевский, Шимшон Кориц, израильский раввин д-р Рами Райнер.

Я начал регулярно бывать в Синагоге. Посещал праздники, приходил на уроки Торы, потом всерьез заинтересовался ивритом. Это изменило мою жизнь. Через друзей удалось достать фотокопию самоучителя по ивриту; я прошел его за год. По субботам я приходил в Синагогу, где мог перекинуться несколькими фразами с приехавшими израильтянами. Так я освоил разговорный и письменный иврит. Увлекательные уроки Торы на частных квартирах отказников вел бесстрашный моэль Менахем-Мендл Фрейдзон. Моим сандаком на даче Когана в Озерках был реб Зуся Гуревич. Однако выкуп первенца делать не пришлось, потому что мамин папа, Самуил Алкунович Ландман, происходит из колена Леви. В 1989 или в 1990 году я поступил в ешиву при Синагоге, которую возглавил раввин Михоэль Кориц. К занятиям присоединились мои друзья Мойше Трескунов и Хаим Толочинский.

Параллельно с разговорным ивритом я осваивал архаичный язык Торы. Реб Мордхе Романов учил нас Пятикнижию с толкованием Раши по дореволюционным изданиям — других тогда не было. Полученные через д-ра Александра Лакшина тфилин после проверки в Иерусалиме оказались кошерными. Запомнились визиты иностранных гостей, среди которых были американский кантор Йосеф Маловани, «поющий раввин» Шломо Карлебах и бывший главный раввин Израиля Шломо Горен.
Когда в конце 1990 года наша большая семья репатриировалась в Израиль, я совершенно не ощутил языковой барьер.

«Небесное ремесло»

В Израиле меня сразу приняли в ешиву «Швут Ами» раввина Элиэзера Кугеля. Там учились и бывшие ленинградцы. Моим первым преподавателем стал раввин Моше Пантелят. Мы изучали классические книги Письменной и Устной Торы, еврейское право, теологию, этику. Была очень теплая атмосфера, располагающая к освоению новых знаний. Незабываемые экскурсии по Израилю проводил раввин Хаим Бурштейн.

Проводы праздника Симхат-Тора в ешиве «Швут Ами». Иерусалим, 1994 год

Чтобы обеспечить студентов востребованной профессией, при ешиве организовали курсы сойферов. Их вел д-р Михаэль Ханин. Он написал мне свитки для новых тфилин, которыми я пользуюсь до сего дня. Именно «небесное ремесло» переписчика позволяет раскрыть глубокие смыслы иудаизма через замысловатую графику букв.

В начале пути я и не догадывался, что сакральной каллиграфии посвящены целые разделы раввинистической литературы. В свитках Торы, тфилинах и мезузах главное — не красота буквы, как в каллиграфии, а скрупулезное исполнение предписанного. «Как» писать не менее важно, чем содержание написанного, ведь задача сойфера — передать Б-жественную мудрость. Поэтому обучение профессии сойфера — гораздо глубже, чем каллиграфия. На экзамене теоретические знания будущего сойфера подвергаются строжайшей проверке.

Изучение законов сакральной каллиграфии с д-ром Михаэлем Ханиным. Ешива «Швут Ами». Иерусалим, 1997 год

Успешно сдав экзамен в Раввинском комитете по вопросам сакральной каллиграфии, я продолжил обучение и сдал трудный экзамен на эксперта по проверке кошерности свитков, которые пишут другие сойферы. Я удостоился изучать Талмуд у раввина Шломо а-леви Бамбергера, потомка выдающегося Вирцбургского раввина, написавшего книгу «Небесное ремесло» о правилах сакральной каллиграфии.

После ешивы я продолжил писать свитки Эстер, свитки тфилин и мезузы. Моим крупнейшим проектом в то время стало написание комплекта Пяти библейских свитков («Эстер», «Песнь песней», «Рут», «Эйха» и «Коэлет» — Прим. ред.) по частному заказу одного из потомков рабби Леви-Ицхака из Бердичева.

Царь-мезуза и Книга рекордов Гинесса

Когда пришло время, мне захотелось объединить еврейскую каллиграфию и свои художественные таланты. Заинтересовался иллюстрированными манускриптами, занялся художественным оформлением пергаментных свитков, создавал красочные свадебные документы — кетубы, мерцающие сусальным золотом благословения для дома и бизнеса, оригинальные именные пергаменты, придумывал новые шрифты.

Аароново благословение. Фрагмент. Иерусалим, 2016 год

Вместе с известными художниками выпустил несколько роскошных свитков и красочно иллюстрированную рукописную книгу «Песнь песней» на иврите и английском. В прошлом году факсимиле этой книги премьер-министр Израиля купил для подарка президенту США.

С директором МВК Алексеем Шабуровым в Музее Академии художеств. СПб, 2008

После успешной выставки «Возрождение искусства еврейской каллиграфии» в Москве мне захотелось создать свой шедевр. Для этого я выбрал самый короткий сакральный манускрипт — мезузу, но написал ее на огромном пергаменте из телячьей шкуры. В 2004 году эта работа была признана авторитетными раввинами из Бней-Брака шедевром каллиграфии, вошла в Книгу рекордов Гиннесса как самая большая и дорогая кошерная мезуза в истории, получила титул «Царь-мезуза» и стала гордостью Музея мировой каллиграфии в Москве и международных выставок.

Свет мезузы. Иерусалим, 2004

Сойфер или каллиграф?

Я занимаюсь несколькими вещами, которые так или иначе связаны с каллиграфией.

Нужно различать сакральную каллиграфию — традиционное написание свитков Торы, тфилинов, мезуз — и творческую каллиграфию: декоративное писание дипломов, изобретение новых шрифтов и создание оригинальных шрифтовых композиций благословений, цитат и стихов.

«Когда зажигаешь лампады Светильника». Цитата из Торы, 2017

В отличие от художника, который оставляет автограф на картине, сойфер не декларирует свое авторство. Он подобен царскому писцу, который только передает волю государя.
В работе сойфера нет места инновациям в шрифте или композиции. Необходимо аутентично передать форму букв и не исказить библейский текст.

Осознавая это, я решил попробовать себя параллельно в декоративной каллиграфии, чтобы реализовывать свои творческие замыслы.

Классическая работа сойфера — это не искусство, а ремесло. Главное здесь не красота, а святость.

Работа талантливого каллиграфа, безусловно, может перерасти в искусство.

Мастер-класс для израильских школьников в Музее еврейского искусства. Иерусалим, 2020

Окном в неисчерпаемый мир каллиграфии стали выставки и мастер-классы. Последний раз я посещал Санкт-Петербург в 2008 году как израильский участник Международной выставки каллиграфии, которая проходила в залах Академии художеств на Университетской набережной. По приглашению тогдашнего консула д-ра Болеслава Ятвецкого провел мастер-класс в Израильском культурном центре. Сейчас пришло время вернуться в город на Неве виртуально.

В нашем курсе мы, конечно, коснемся сакральной каллиграфии. Учиться писать буквы начнем с азов и займемся освоением декоративного «иерусалимского» шрифта.

И немного о еврейской истории города Коростень

Знатокам русской истории он известен с 945 года по рукописной «Повести временных лет» как город Искорость, столица Древлянского княжества.

Представьте себе, что всего лишь лет шесть назад я узнал, какое значимое событие еврейской истории произошло в Коростене. В 1926 году, с крайне неохотного позволения советских властей, там собрался единственный в истории СССР ... раввинский съезд!

Съезд раввинов в Коростене. 1926 год

Раввины пытались спасти еврейство от безверия и надеялись юридически объединить разрозненные общины. Коростень был выбран не случайно. Во-первых, он был одним из центров еврейской жизни бывшей Волынской губернии, а во-вторых, город был удобным центром железнодорожного сообщения. Незабываемый вокзал в неорусском стиле был возведен в 1905 по проекту выпускника Петербургского строительного училища архитектора А. В. Кобелева. Со временем это Училище преобразовалось в Ленинградский инженерно-строительный институт, где я стал студентом Архитектурного факультета. На тот сказочно красивый вокзал для участия в раввинском съезде прибыло более 70 раввинов Украины, России и Белоруссии, включая трех хасидских адморов.

Личности и судьбы этих раввинов совершенно поразительны. Приветствие съезду от имени Ленинградской еврейской религиозной общины (ЛЕРО) огласили раввин Л. А. Рабинович и М. Г. Розовский. Единогласно председателем съезда был избран (заочно) Любавичский ребе Йосеф-Ицхок Шнеерсон. Он прислал из Ленинграда несколько телеграмм с благословениями и предостережениями. Среди 20 телеграмм из разных уголков Страны Советов некоторые были на иврите, что особенно возмутило власти. Информация об этом трехдневном съезде просочилась в ивритоязычную прессу в подмандатной Палестине и вызвала широкий резонанс за рубежом. Малой части раввинов удалось вырваться из советского галута и репатриироваться в Страну Израиля.

К сожалению, сразу по окончании съезда последовали репрессии. Удалось найти список участников и советские протоколы съезда, сохраненные властями и Евсекцией для антирелигиозной госпропаганды. Надеюсь, что в оставшиеся до 100-летнего юбилея съезда пять лет удастся собрать, обработать и опубликовать в интернете все имеющиеся на русском, украинском, идише и иврите материалы. Это поможет нам сохранять память о тех удивительных раввинах и вернет древнему Коростеню еврейскую страницу его истории.